Атарашики снился странный сон.

Она в облике человека стояла на равнине, разделенной на две половины. На первой, где и была девушка, росла трава, вторую покрывал снег. Атарашики находилась у самой границы. Вторая половина, как ни странно, вызывала у оборотницы чувство негатива и желание отойти подальше, вглубь травяной части, но почему-то она могла только стоять и смотреть вперед.

На расстоянии вытянутой руки от нее пылала стена огня высотой метра под два. Атарашики не могла разглядеть, что находилось за ней, однако откуда-то знала, что именно. По ту сторону огня так же стояла и смотрела на нее высокая, тоже под два метра, инари, одновременно являющаяся и самой Атарашики, и чем-то отдельным. Выражение в ее глазах будило в девушке странное чувство, похожее на то, что она испытала, когда смотрела в лицо тому человеку с мордой зигзагуна на белой майке, встреченному при прохождении третьего испытания. Периодически инари поворачивала голову и кидала тоскливый взгляд на заснеженную половину.

- То или не то? - спросила Атарашики.

Инари попыталась сделать шаг к границе, но тоже не смогла сдвинуться с места, и ее морду исказила гримаса раздражения. Атарашики снова заговорила:

- Мы связаны. Ты не сможешь. Огонь нас разделяет, от него все зависит. Кто-то должен...

Уши инари устало опустились, и в ее взгляде девушка прочла обреченность.

- Нет, нет! - поняв, что сейчас произойдет, запротестовала Атарашики. - Я меньше! Я должна!

Но инари уже сделала широкий шаг вперед, и огонь, вспыхнув, тут же бесследно исчез. Атарашики обдало жаром, сразу же холодом, и непонятно откуда взявшийся ветер бросил ей в лицо горсть чего-то серого и рассыпчатого.

- Нет... - прошептала девушка. Она внезапно ощутила себя маленькой и беспомощной. Тело вдруг стало слишком большим и тяжелым, исчезло что-то, что помогало его поддерживать. Под его грузом Атарашики осела на землю, невидяще смотря вперед и чувствуя себя одинокой, слабой и очень, очень несчастной.

***

Она лежала на спине и смотрела на пухлые, синеватые облака, чувствуя это щекотное, немного жгучее ощущение подступивших к глазам слез.

Прямо над головой небо еще оставалось голубым, как днем, но чуть дальше уже становилось розоватым, и на той зыбкой границе, где один цвет переходил в другой, вырисовывался пока еще бледный полумесяц. Уже закат, промелькнула рассеянная мысль в сознании Атарашики, как быстро летит время. Цвета были какими-то яркими, словно оборотница находилась в ипостаси человека. Трава, на которой она лежала, холодила тело, то же самое делал и легкий ветерок.

Это было приятно по сравнению с той страшной, горячей болью, от которой, казалось, плавились кожа, кости и органы.

«Значит, я уже умерла? - лениво подумала Атарашики. - Значит, это загробный мир? Он все-таки существует?»

Как-то в это не особо верилось: слишком реальными казались и небо, и прохладное ощущение травы спиной, и ветерок. Разве что привычного запаха войны больше не было, и тело... оно казалось непривычно большим и неудобным, как слишком просторная одежда. Атарашики попробовала сесть. Ей это удалось, но с трудом, будто она пыталась шевелить онемевшими конечностями.

И ощущение пустоты и одиночества из сна почему-то не проходило.

Атарашики почувствовала на себе чьи-то взгляды и, повернув голову, увидела стоящих поодаль Райко, Энтея и Суйкуна. Трое легендарных покемонов пристально разглядывали ее, и на их мордах было одинаковое непонятное выражение.

- Что вы тут делаете? - лениво поинтересовалась Атарашики. Язык с трудом повиновался ей, как будто также онемел. - Неужели тоже умерли?

Покемоны переглянулись, словно заговорщики, и Суйкун не слишком уверенно произнес:

- Ты не мертво... мертва, - он с сомнением смерил ее взглядом, будто пытаясь определить, какого Атарашики пола. - По крайней мере, не совсем.

- Ну так добейте меня, - пожала плечами девушка. То ли она пока что не совсем проснулась, то ли еще почему, но три покемона-пса и перспектива умереть от их лап прямо сейчас ее не пугали. Ну легенды и легенды. Убьют и убьют. В конце концов, уже частично убили, если им верить. Кстати, что это за бредовое «не совсем мертва»? Половина на том свете, а половина на этом?

Атарашики вдруг пробрала дрожь, хотя, казалось, особых причин на это не было. В памяти всплыл недавний сон.

Пустота внутри стала отчетливее.

Девушка, терзаемая смутной догадкой, поднесла к глазам руку. Бледная кожа, едва заметные белесые волоски, рисунок вен. Нормальная человеческая рука ее второй ипостаси.

Раз, два, три, четыре.

Ничего не изменилось. Кожа покрылась пупырышками от внезапно прошибшего Атарашики холода.

Объяснения больше были не нужны. Она поняла, что означали фраза «не совсем мертва», ее сон, ощущение онемевшего и словно слишком большого тела. И что теперь не нужно повторять про себя «раз, два, три, четыре». Это больше не имело смысла.

Собственно, и так уже больше ничто не имело смысла.

- Мы достигли своей цели, - донесся до Атарашики голос Энтея. - То существо, из-за которого могла прийти война, мертво. Но ты жива.

Атарашики смотрела на Энтея, но видела только инари из сна, шагающую в огонь. Слова проносились мимо ушей и воспринимались посторонним, ненужным шумом. Никакой полезной информации в них не было, девушка и так понимала, что случилось.

- Я сжег тебя, - продолжал Энтей. - Совершенно точно сжег. Но, когда огонь потух, мы увидели тебя-человека, целого и невредимого. Совершенно обычного. Без тьмы внутри.

Интересно, почему она все еще понимает речь покемонов? Впрочем, неважно. Ничто уже не имеет смысла. Разве что...

- Было уничтожено лишь дитя войны, а осталась человеческая часть, - голос ни Энтея, ни Суйкуна, значит, это Райко. - Похоже, это происходит с твоими сородичами при сожжении. Нам это объяснил...

- Где Вайзор? - устало спросила Атарашики.

Страшная правда о сущности инари, еще более страшная пустота внутри, ощущение слишком просторного тела для маленькой человеческой ипостаси... все неважно. Кроме этого чертового волка, который молчал и молчал, скрывал и скрывал с виноватой мордой, но ничуть не менее дорогой от этого.

Райко осекся, и троица воззрилась на Атарашики одинаково непонимающе. Боже, неужели такой сложный вопрос? И вот только не говорите, что...

- Где Вайзор?! - рявкнула Атарашики, вскакивая с земли и сверля покемонов гневным взглядом. - И только попробуйте сказать, что вы... я прибью вас, если!..

- Я здесь, Атари.

Голос Вайзора немного настораживал — уж очень он звучал грустно, тоскливо и потерянно, - но это ничуть не повлияло на волну облегчения, прокатившуюся по телу девушки. Атарашики развернулась, при этом покачнувшись и едва удержав равновесие — тело еле слушалось меньшую часть ее сущности. Вайзор стоял совсем близко, всего шагах в трех. Он был изрядно потрепан, кое-где на нем недоставало клочков шерсти, и на оголившейся коже красовались розоватые шрамы. Но в целом волк выглядел... нормально. Не как умирающий. Убедившись в этом, Атарашики ощутила еще большее облегчение. С ним все в порядке...

- Рад, что ты жива, Атари, - слегка потеплевшим голосом произнес Вайзор, видимо, отреагировав на радостное выражение лица подруги. - Когда они принесли тебя, я думал... обратное. Все хорошо, да? Как ты себя чувствуешь?..

На последнем вопросе его голос вдруг утих, и Вайзор так знакомо отвел глаза, что Атарашики мгновенно все поняла и ощутила еще большую тоску и горечь, чем когда разговаривала с Энтеем или поняла, что произошло после... сожжения. Она все же надеялась...

Но все равно спросила:

- Вайзор... это правда? То, что инари приносят войну в другие миры?

Ей все сказало выражение морды волка — печальное, виноватое, обреченное. И другу даже не нужно было спустя несколько томительных секунд еле заметно кивать.

- Почему? - прошептала Атарашики. - Почему так? Почему они несут войну? Почему они вообще шляются по мирам, если знают, что после них будут страшные битвы? Я не имею в виду детей, которые попадают в них случайно, но взрослые... ты ведь говорил, что они ходят... и почему обо всем этом я должна узнавать от какого-то покемона?!

Атарашики вовсе не хотела повышать голос, он перешел в крик сам собой, но она даже не испытала при этом смущение или муки совести. Девушка поняла в этот момент, из-за чего горечь и тоска были такими сильными, а при разговоре с Энтеем правда так сильно ударила по ней. Она была сказана врагом. Не Вайзором.

- Ты снова будешь молчать, да? Снова все скроешь? Теперь ведь тем более можно не говорить, я же уже не инари! Просто человек, который скоро потеряет даже способность понимать тебя и покемонов! Которым я стала из-за тебя, потому что ты даже не сказал толком, чем опасен инари огонь!

Атарашики поспешно замолчала и потупилась, наконец ощутив от своего несправедливого обвинения стыд. Вайзор ведь сам сказал, что не знал, как огонь опасен для инари. Она ждала, что волк сейчас заговорит об этом, что тоже накричит на нее, произнесет, что едва не умер, защищая ее, и поэтому не надо тут выплескивать на него свою обиду, однако друг молчал. Вновь подняв голову, Атарашики увидела, что Вайзор по-прежнему грустно смотрит на нее, и почему-то по ее телу пробежала дрожь. Этот взгляд... он был слишком печальный. Больше, чем мог бы быть от воплей злой и обиженной девчонки.

- Я скажу тебе, Атари, - негромко сказал Вайзор, и его голос был так же грустен, как и взгляд. - Теперь уже неважно, что это запрещено. Теперь уже ничего не важно.

Атарашики вздрогнула. Ничего не важно... ничто не имеет смысла... Вайзор повторил ее недавнюю мысль в момент понимания, что она больше не инари, что то будущее, о котором девушка так мечтала и на которое так надеялась, не наступит. И почему-то совсем не было радости от того, что ей наконец-то решили все рассказать.

- Да, это правда, - сказал Вайзор, смотря в глаза Атарашики, но, казалось, не видя свою бывшую подопечную. - Инари действительно приносят войну в те миры, которые посещают. И их это не останавливает. Твоя раса... жестока, Атари. Она любит войну. Так, что всегда несет ее за собой.

Замерев, Атарашики смотрела на Вайзора, слушала его и чувствовала, что эти слова, этот грустный голос, этот взгляд навсегда отпечатаются в ее памяти.

- Справедливости ради следует сказать, что инари все же стараются не слишком задерживаться в мирах, которые посещают, - продолжал Вайзор. - Так они не оказывают значительного влияния на них, и войны не случается. Или случается, но маленькая, несерьезная. Но ради ребенка, случайно попавшего в другой мир, думают они, можно и пожертвовать. Потому что инари нуждаются в новых членах кланов. Больше клан — больше у него шансов не исчезнуть после очередной битвы. Это стоит того, чтобы пожертвовать одним миром. В конце концов, их много, от них не убудет.

За спиной Атарашики раздалось злобное ворчание трех покемонов, и, пожалуй, впервые девушка была согласна с ними. Да, она не любила этот мир и существ, живущих в нем. Да, в других все точно так же, и другие маленькие инари тоже наверняка не питают к своим невольным домам особой любви. Но жертвовать эти миры и этих существ ради ее расы...

А Вайзор все говорил, сделав секундную паузу из-за ворчания легенд и мимолетно взглянув Атарашики за спину:

- Я знаю, как ты, Атари, думала об инари и Снеге Битвы, как все малыши, случайно покинувшие его, думают о нем. Да, это действительно то место, где тебя бы приняли, любили и заботились. Инари очень привязаны к членам своего клана. Но Снегом Битвы наш мир называется не просто так. Он находится в состоянии вечной войны, начавшейся еще с сотворения инари Снежной. Каждый день происходят битвы, постоянно кто-то погибает. И все это не потому, что кланы что-то делят или ненавидят друг друга. Просто инари не могут жить без войны.

На несколько секунд Вайзор замолчал и почему-то взглянул на свои лапы. После чего снова поднял голову и добавил:

- Да, твоя раса очень любит войну. Она пропитала сущность инари настолько, что это чувствуют существа всех миров. Поэтому они инстинктивно и боятся вас, ненавидят и хотят убить. Чувствуют угрозу их жизням и миру. А некоторые существа, склонные к агрессии, могут ненадолго заразиться этим желанием битв и даже стать подобными инари, если прикоснутся к кому-то из них.

Атарашики вспомнила человека с мордой зигзагуна на майке, который толкнул ее в городе во время прохождения третьего испытания. Неужели это было всего лишь две недели назад и только на восемнадцатый день их с Вайзором путешествия?.. Значит, вот почему произошла та драка, и вот из-за чего человек потом вел себя словно проснувшийся. Быстрое помутнение сознания желанием драки, такое же быстрое прояснение... Разве что то странное чувство, когда они смотрели друг другу в глаза, немного выпадает из общей картины. Почти такое же, как при взгляде на ту инари из сна.

«Подобные им».

Тот человек стал похож на инари. И она, Атарашики, ощутила это. То чувство было чувством чего-то родственного, частично схожего с ней...

И тут же возникла другая мысль, вытеснив первую. Энтей тоже касался Атарашики. Однако он не был особо агрессивен, когда рассказывал ей то, что ему известно об инари. Неужели этот покемон, которому, казалось бы, сам тип велит быть вспыльчивым и злобным, более миролюбив, чем тот человек? Как такое может быть?

- Атари? - вывел ее из задумчивости голос Вайзора, заставив Атарашики вновь поднять на него взгляд.

Почему выражение его морды такое грустное? Почему такое потерянное? Из-за того, что она больше не инари? Или потому, что накричала на него?

- Почему ты грустишь? - чувствуя вину, спросила Атарашики. - Из-за меня? Прости, я сама не знаю, что...

Во взгляде Вайзора на секунду мелькнули одновременно тепло и тоска.

- Не из-за тебя, - мягко произнес волк. - Просто... - помедлив, он покачал головой. - Не сейчас. Еще не все. Ты ведь хотела знать, почему я не сказал все это раньше. Или, может, уже поняла?

- Нет, - ответила Атарашики. - Хотя, может, и да. Но все же расскажи, пожалуйста, вдруг я неправильно думаю.

Вайзор кивнул.

- Инари не любят во всех мирах, - заговорил он. - Но миры разные, и расы в них разные. Какие-то более миролюбивые, какие-то менее. И, разумеется, маленького инари воспитывают так, как воспитывают тех, чей облик он взял в качестве второго. И в спокойных мирах он может вырасти более миролюбивым, чем если бы рос в Снеге Битвы. И отношение к тем, кто его боится и ненавидит, тоже более спокойное. Возможно, он не любит их, но и не сильно ненавидит. Как ты, Атари. И поэтому, узнав, что ждет вырастивший его мир после ухода из него, молодой инари может отказаться идти. Единицы даже убивали себя, чтобы совсем убрать возможность войны. А это недопустимо. Кланам нужно пополнение, и потеря даже одного потенциального воина - нехорошо. Поэтому давно было принято решение не говорить идущим домой инари всю правду. Только тогда, когда они уже будут в Снеге Битвы. Это все, Атари, - Вайзор глубоко вздохнул, словно только что сбросил с себя тяжелый груз, и, хмыкнув, с облегчением добавил: - Наконец-то меня не будут мучить вопросами...

В другой ситуации Атарашики наверняка бы улыбнулась на последнюю фразу, но сейчас она была слишком поглощена обдумыванием слов Вайзора. Информацию нужно было переварить, принять... постаравшись заодно пережить окончательный раскол картинки идеального мира, дома.

Да, она догадывалась, что инари не мирные существа: в конце концов, откуда тогда у нее во второй форме первой ипостаси такое желание сражаться, а испытания заключаются в проверке силы, контроле и способности выживать? Но так... Сражаться всю жизнь, наверняка недолгую, губить целые миры ради одного воина, который немного усилит клан, жить в войне и стать с ней настолько едиными, что это ощущают даже другие существа... По какой вообще эволюции могли получиться такие создания?

На миг Атарашики была рада, что больше не является инари. Но только на миг. Потом она вспомнила множество звуков и запахов, ловкость, быстроту, силу, тусклые цвета пейзажей, на которых выделялись яркими пятнами живые существа — все, что ей давала утраченная ипостась. И поняла, что мир расплывается, искаженный горячими каплями в глазах.

Все отнято. Все разрушено, растоптано, омрачено. Только одно осталось.

- Вайзор, - дрожащим голосом прошептала Атарашики. - Вайзор, что теперь? Ты... хотя бы ты... останешься? Я больше не инари... но ты останешься моим другом?

Снова тепло и нежность, промелькнувшие в глазах волка.

- Конечно, я твой друг! - горячо произнес Вайзор, и почему-то его голос дрожал так же, как и у Атарашики. - Ты уже не инари, но ведь осталась Атари. И я все равно тебя люблю, хоть шесть раз будь человеком!

Инари, Снег Битвы, утраченные силы... да зачем вы после таких слов? Атарашики шагнула к Вайзору, охваченная радостью и нежностью к нему и не замечая, как тосклив и грустен его взгляд.

- И я буду твоим другом, - счастливо сказала девушка. - И мне все равно, что я больше не инари и что мы остались в этом мире! Если ты будешь рядом... плевать на это. Давай уйдем. Найдем место вдали от покемонов и людей и будем жить одни. Мы сумеем, я уверена, - постепенно увлекаясь, все быстрее и быстрее говорила Атарашики. - Можем жить в горах, там привычный климат для тебя и почти нет людей, а покемонов будем отгонять. Или около города, там полно еды. Да все равно, где, если будем вместе... Вайзор?

Атарашики удивленно замолчала, потому что в этот момент волк с выражением невыносимой боли на морде отвернул голову, а в его глазах блеснули слезы.

- Я бы с радостью, Атари, - с той же болью в голосе выдавил он. - Я бы с радостью жил с тобой в этом мире. Но... прости... я не смогу...

- Почему? - радость от нарисованной в воображении картины жизни с Вайзором испарилась, и Атарашики почувствовала, как внутри все сжимается от нехорошего предчувствия. - Что не так?

- Видишь ли... - Вайзор снова посмотрел ей в глаза, и на этот раз Атарашики поняла, почему у него такой грустный и тоскливый взгляд. - Помнишь ту историю о Снежной? О том, как она создавала вайзоров? Помнишь ее слова в конце? Она говорила о наказании, если мы не проведем инари в Снег Битвы.

- Но ведь это только легенда, сказка, - нехорошее предчувствие стало сильнее, и Атарашики поймала себя на том, что сжимает руки в кулаки.

- Возможно, и сказка. Но наказание настоящее.

Несколько секунд девушка осмысливала слова Вайзора, а потом одна смутная догадка заставила ее содрогнуться и прерывисто прошептать:

- Нет... этого не может быть... не настолько же тяжелое... ты ведь не так сильно виноват...

Она хотела, чтобы волк успокоил ее, рассказал о своем наказании, и оно бы оказалось не таким страшным, как подумала Атарашики. Но Вайзор молчал, а в памяти девушки всплывали его сегодняшние слова, которые, казалось, звучали так давно. «Я не могу. Я трус. Прости». Чего он мог бояться, если на протяжении всего их путешествия демонстрировал смелость и готовность во что бы то ни стало защитить Атарашики? Вполне возможно, что только одного. Но нет, нет, пусть это будет ошибкой!

- Ты не можешь... скажи, что это не... - девушка никак не могла выговорить это слово.

- Прощай, Атари, - с невыносимой грустью, теплом и нежностью произнес Вайзор. - Я рад, что провожал тебя. Может, ты не очень хорошая инари, но очень хорошее живое существо. Я надеюсь, что все у тебя будет в порядке.

И, помолчав немного, добавил с едва заметной досадой:

- Снежная, как же жаль, что все так заканчивается. Я так хотел, чтобы ты увидела Снег Битвы и мой клан. Я ведь тебе и имя уже придумал...

- Вайзор...

Тело волка вспыхнуло. За долю секунды его совершенно без треска, дыма и искр охватило снежно-белое пламя, еще более жуткое в своем беззвучии. На Атарашики дохнуло не жаром, как она смутно ожидала, а морозным холодом. Невыносимо яркий огонь слепил глаза и буквально вынуждал отвернуться, однако девушка продолжала смотреть. Она не могла отвернуться. Просто не могла. У нее было такое чувство, что этот же самый огонь выжигает ее изнутри и сковывает тело дикой болью.

Пламя исчезло так же внезапно, как и возникло. На его месте остался круг изморози, густо покрывшей траву. Вайзор пропал. Огонь не оставил от него ничего, кроме этой изморози и кругов в глазах Атарашики от его недавнего света.

Разумеется, девушка знала, как люди выражают скорбь и горе по погибшим друзьям. Они плачут, чувствуют боль внутри, могут кричать или, наоборот, апатично стоять, не в силах поверить в произошедшее. Но почему-то в случае Атарашики было только последнее. Она стояла, смотрела на эту изморозь, в которую превратился Вайзор, и совсем не чувствовала желания плакать. Хотела, но не могла. И боли не было. Была пустота, страшная пустота и ощущение, что внутренности заморозились, и малейшее движение разрушит их до состояния пыли.

Спасибо, мир. И тебе, Снежная, спасибо. Просто огромное. Нанести такой финальный удар. Спасибо. Хорошо бы посмертно для этих двух милейших явлений.

Медленно Атарашики сделала несколько мелких шагов к кругу изморози. Опустилась на колени. Коснулась ладонями покрытой белым холодным налетом травы, погладила. Она не понимала, зачем это делает. Все было как в тумане. Только одна мысль билась в голове: тут стоял Вайзор. Буквально несколько секунд назад здесь стоял Вайзор, живой и теплый, грустно смотрел на нее и говорил. У него билось сердце, его лапы приминали траву, он дышал, думал, слушал... Вот, вот примятая трава, вот след... Атарашики положила на него ладонь и закрыла глаза. Холодный. Ничего не осталось. Даже тепла.

Где же слезы? Почему она никак не может заплакать? Единственный друг, самое дорогое существо на свете... так почему?

Сзади послышались шаги. Райко, Энтей, Суйкун. Она совсем забыла о них, так как на протяжении всего разговора с Вайзором, за исключением того ворчания, они молча стояли и слушали. Атарашики даже не обернулась. Зачем? Ведь теперь-то уж точно ничто не имеет смысла.

Шаги затихли, и рядом прозвучал голос Энтея:

- Он был смелым. В одиночку драться с моими братьями... Похоже, он очень тебя любил. У тебя был хороший защитник. Я... сочувствую.

И голос Суйкуна:

- Мы не знали. Мне жаль. Мы не знали. Защитили мир, но... Если хочешь, мы можем...

- Идите к черту, - тихо сказала Атарашики.

За спиной послышался чей-то вздох, после чего снова раздались шаги, на этот раз удаляющиеся. Постепенно они становились все тише, пока не исчезли совсем. А Атарашики все гладила и гладила траву с никак не таящей изморозью и не могла остановиться. Это было то, что осталось от Вайзора. Доказательство того, что он существовал. Когда все это растает, от волка останутся только воспоминания.

Но почему... почему она никак не может заплакать?

Постепенно изморозь все же растаяла. Тогда Атарашики встала и, с трудом переставляя затекшие ноги, направилась в лес. Зачем она шла именно туда, девушка тоже не знала. Наверное, ей просто было все равно, куда идти.

***

Ночь все уверенней расправляла свои черные крылья над лесом, вытесняя темно-синий поздний вечер. Ветер становился все холоднее, и все унылее, словно жалуясь на что-то, шуршали шевелимые им листья. Еще тоскливее смотрелось небо, плотно закрытое тяжелыми темными облаками, так, что не осталось ни щелочки, сквозь которую мог бы пробиться лунный или звездный лучик и хоть немного осветить лес. Для полной картины не хватало только дождя – холодного, частого и тяжелого или, наоборот, редкого, мелкого и надоедливого, но в любом случае тоскливого и горького, словно небесные слезы.

Атарашики сидела на холодной земле, обхватив руками колени, и невидящим, безразличным взглядом смотрела вперед. Ветер обкатывал ее тело, как вода камень, забирался под тонкую майку, заставляя кожу покрываться пупырышками, а саму девушку - мелко дрожать. Давно надо было развести костер, но при мысли об этом Атарашики бросало в куда более крупную дрожь, а перед глазами возникала картина красно-желтой огненной стены, яростной, обжигающей, уничтожающей…

А также – образ снежно-белого пламени, ледяного, но от этого не менее обжигающего и смертоносного. Растворившего в себе без остатка самое дорогое существо…

Лучше замерзнуть.

Атарашики подняла голову к небу в смутной надежде на то, что в облаках образовался хоть какой-нибудь крошечный клочок, в который можно было бы рассмотреть пусть бы крошечную, едва заметную звездочку. Хотя бы один светлый огонечек посреди окружающей темноты. Хотя бы на миг...

Но звезд не было, облака укутывали небо на совесть. Атарашики разочарованно вернула голову в первоначальное положение.

Она даже не могла сказать, что сейчас ей было плохо, тревожно или тоскливо. Наоборот, девушка чувствовала себя слишком спокойной. Замороженной. Ощущение, что внутренности стали ледяными и хрупкими, не проходило. Атарашики смутно понимала, что от плача ей стало бы легче, но, как она ни пыталась, так и не смогла выдавить из себя ни малейшей слезинки. И от того, что не получалось скорбеть по Вайзору так, как положено, страдала едва ли не больше, чем из-за его смерти.

Еще она чувствовала себя непривычно маленькой. Не в телесном смысле, в душевном. Ведь ее большая часть, часть инари, сгорела в огне Энтея.

При мысли об этом на душе Атарашики стало еще хуже, и она уткнулась лбом в колени и закрыла глаза.

Что теперь делать, куда идти? Снег Битвы закрыт навсегда – да и девушка теперь, узнав правду, уже не хотела туда. Возвращаться в интернат, да? Остаться навеки в мире, где тебя все боятся и ненавидят, когда был так близок мир другой, с тебе подобными, когда уже знаешь радость от того, что тебя не боятся, не отталкивают. Знаешь дружбу…

Было невыносимо думать о таком конце.

- Не хочу, - прошептала Атарашики. – Не хочу, чтобы было так. Это несправедливо, нечестно. Почему нельзя все переиграть? Вайзор, зачем ты умер, я же тебя люблю, нельзя же так… Зачем ты убила его, Снежная?..

Она все шептала и шептала короткие обрывки мыслей и чувств, да и просто всякую бессмыслицу. Просто для того, чтобы ощутить себя менее одинокой, услышать хотя бы свой голос. Но получилось строго наоборот: чувство одиночества усилилось, стало почти осязаемым. Атарашики вдруг отчетливо ощутила себя маленькой и беззащитной девочкой, у которой не осталось совершенно никого. У остальных что-то, да есть, а у нее отняли все, на что она надеялась и к чему была привязана. Да, они сделали это для того, чтобы спасти этот мир… по-другому было нельзя… чего, в конце концов, стоят существо, которое и привело беду в этот мир, и ее защитник против всех жителей оного?

Правильно, ничего.

И от осознания того, что по-другому никак нельзя было поступить, на душе делалось еще хуже. Даже позлиться не на что…

Хрустнула ветка.

Атарашики резко подняла голову и тотчас так же резко вскочила с места. Поддалась назад, щурясь от яркого, оранжевого света и с трудом сдерживая страх. Сердце бешено колотилось, перед глазами снова мелькнули красно-желтая стена пламени и холодный белый огонь.

Неподалеку стояла понита. Совсем еще жеребенок – маленькая, тонконогая. Стояла и рассматривала Атарашики, любопытно посверкивая глазами. Коротенькая огненная гривка завораживающе трепетала язычками пламени, отбрасывая на траву и деревья оранжевые отсветы.

Атарашики отступила на шаг, приготовилась превратиться… И ощутила горькую досаду: превращаться было уже не в кого. Теперь ее мог убить даже такой ребенок.

Может, и к лучшему?

Но ни убегать, ни нападать понита не торопилась. Все продолжала смотреть, периодически наклоняя голову вправо-влево и переступая с ноги на ногу. А в ее глазах было только любопытство и немного неуверенности. Ни капельки страха и ненависти.

Признаться, сначала Атарашики не поверила своим глазам. А потом вдруг поняла. Она же теперь человек. Полностью. В ней ничего не осталось от дитя войны. Девушка настолько привыкла, что в этом мире ее сторонятся, что мысль об ином отношении просто не пришла ей в голову.

Понита чуть опустила мордочку и издала тоненькое, мелодичное ржание.

Хотя с последнего превращения прошло довольно много времени, и Атарашики уже не могла понимать покемонскую речь в точности, общий смысл она уловила. Понита потеряла своих родителей и боялась оставаться одной, поэтому очень обрадовалась, когда увидела человека. Если человек хороший, может ли он немножко позаботиться о ней? Она обязательно как-нибудь отблагодарит! Просто ей так не хочется оставаться одной…

Интересно, зачем она все это говорила? Еще не знала, что люди не понимают покемонов?

Понита смотрела. Уже смущенно, просяще. Со страхом – но этот страх был не перед Атарашики, а перед мыслью: вдруг не согласится? Вдруг прогонит?

Понита хотела остаться с ней.

Немыслимо, невозможно, невероятно. Атарашики машинально отталкивала эту мысль. Ведь такого не может быть, этого никогда бы не произошло с ней. Но постепенно, понемногу мысль проникала через стену недоверия, и внутри как будто что-то отогревалось.

Инари в Атарашики умерла. Сущности того существа, жестокого, любящего войну настолько, что она следовала за ним по пятам, больше нет. Атарашики больше не будут бояться. Больше не будет шараханий, испуганных и ненавидящих взглядов, отчуждения.

Даже без Снега Битвы и Вайзора… больше не будет одиночества.

Все еще не веря до конца, Атарашики сделала шаг. От волнения сердце билось так, словно, как ни банально, готовилось выпрыгнуть из грудной клетки.

Для Атарашики-инари поступок, на который она сейчас решилась, был бы безумием.

Понита стояла и с вернувшимся любопытством следила за девушкой.

Оказавшись достаточно близко, Атарашики протянула руку. Напряглась, готовясь, если что, отпрянуть. Отогнала мысли о маленьком снизеле, к которому так же тянулась. Но понита, в отличие от него, не испугалась, наоборот, так же нерешительно шагнула и потянулась носом к ладони девушки.

Атарашики кончиками пальцев дотронулась до него.

Первая ее мысль была: «Тепло…»

Поните нравилось – она стояла, полузакрыв глаза и расставив пошире ноги. Атарашики гладила ее – сначала нерешительно, легонько, подушечками пальцев, потом, осмелев, всей ладонью. Проводила по бархатистому носу, коротенькой шелковистой шерсти. Зачерпывала огненную гривку ладонью, удивляясь горячему, но не обжигающему пламени.

И вспоминала жестковатую, прохладную шерсть Вайзора.

И слезы наконец-то пошли.

Снова сидя на земле, Атарашики ревела и сжимала холодную траву руками. Понита обеспокоено ходила вокруг девушки, тоненько и озадаченно пофыркивала и временами легонько тыкалась носом. Она не могла понять, чем расстроила нового друга – ведь только что все было так хорошо!

Атарашики ревела, выплескивая всю боль, которая накопилась в ней с момента гибели Вайзора. От мысли, что больше не увидит своего первого друга, от радости, что наконец-то смогла заплакать от этого, от злости на Энтея, Суйкуна и Райко, от полного осознания того, что ее одиночество не вернется. Все чувства и мысли смешались в какой-то безумный калейдоскоп, хаос светлых и темных пятен.

Атарашики чувствовала себя… освобожденной.

Когда слезы кончились, девушка порывисто вытерла их и встала. Взглянула на пониту, по-прежнему недоумевающую и встревоженную. Попыталась улыбнуться – это далось с трудом, губы не слушались, и улыбка вышла дрожащей и слабой.

- Я… я попробую, - Атарашики всхлипнула. – Я не тренер, и вряд ли у меня хорошо получится, но я постараюсь. Только… только пожалуйста… не уходи. Я тоже… не хочу быть одной.

В глазах пониты отразилось такое облегчение, смешанное с радостью, что Атарашики едва не расплакалась снова. Радостно заржав, покемонка подскочила к девушке и благодарно ткнулась носом ей в предплечье.

Такое теплое прикосновение. Такое смелое. Такое… доверчивое.

И руки бывшей инари будто сами собой поднялись и робко коснулись шеи пониты.

***

Атарашики лежала на собранных недавно ветках и листьях и смотрела в небо.

Понита спала рядом, она смешно сопела во сне и обогревала девушку своим огнем. Атарашики было тепло. Не только из-за ее пламени, но и самого присутствия пониты.

Это был не бок Вайзора и не сам Вайзор, но…

- Помнишь? – тихонько шептала Атарашики небу, стараясь не разбудить пониту. – Помнишь, мы говорили о том, что ждет нас после смерти? Я тогда не верила в то, что за ней может идти еще одна жизнь. Но знаешь, Вайзор… я хочу, чтобы она была. Я надеюсь, что ты не исчез окончательно, а просто перешел на новый этап существования. Кто знает… может, ты действительно ушел на небо и теперь смотришь на меня? Я бы хотела, чтобы это было так…

В небе медленно расходились облака, начинали сиять в их разрывах звезды. Мягкое, завораживающее мерцание… Атарашики никогда не замечала, как красиво звездное небо. Оно было вполне достойно стать обителью ушедших душ.

- Я справлюсь, - девушка улыбнулась и снова ощутила, как щиплет глаза от подошедших к ним слез. – Я научусь жить в этом мире, ведь меня-инари больше нет. Я подружусь с покемонами и, может, даже стану тренером. Ты только смотри на меня, Вайзор. Если ты там… смотри на меня. Потому что я хотела бы, чтобы ты видел, как твоя подопечная перестает быть не от мира сего – во всех смыслах этого выражения - и становится его частью. Смотри на меня… друг.

Небо молчало. Но все же Атарашики показалось, что одна звезда подмигнула ей.

И может, это даже была душа Вайзора.

Кто знает?

Ведь неизвестны даже все загадки мира покемонов, не говоря уж обо всей Вселенной.

А потом Атарашики уснула. Ей снился Вайзор. Она прижималась к нему, нежно гладя его по шерсти, а он повторял своим негромким, теплым голосом:

- Я буду смотреть на тебя.

И впервые за всю жизнь во сне Атарашики не было ни намека на белый, холодный и жестокий Снег Битвы.