Клауд всегда знал, что однажды этот день наступит, но срок казался далеким и вроде как недостигаемым, да и думать об этом не хотелось. Сложно было пережить еще раз, тяжело, боязливо. Становилось страшно, потому что не было понятно, хочет ли кто на самом деле, чтобы это произошло.

Мирта часто застает Клауда врасплох, спрашивает о делах и о том, как там снаружи – появляется из неоткуда и трогает своей мягкой лапой – она вся одно сплошное пятно. Клауд обычно игнорирует подобные вопросы и прикосновения, не столько из-за попытки показаться деловым, не столько из-за известного дерзко задранного носа, сколько из-за нежелания обидеть впечатлительного спинду. Там снаружи все хорошо на самом-то деле, но Мирта, подолгу в последнее время сидящий в боксе, обязательно расстроится, узнав об этом. Виду не подаст, но переживать будет. Для него очень важно чувствовать себя нужным, быть нужным, - это когда любят и уделяют внимание, несмотря ни на что. Последнее Мирта получает очень мало, а потому пытается напомнить о себе хотя бы вот так, бесполезными вопросами. Сам же знает, что все отлично, но все равно пристает. Просто, наверное, надеется на особый ответ... На лукавство, небольшой обман. Этот правильный ответ Клауд знает, но не озвучивает - незачем. Доброта Мирты, его озабоченность чужими проблемами и раздражающее понимание невероятно выводят из себя, а потому связываться с ним лишний раз не хочется. Все кажется барашку слишком сложным и тяжелым.

Вот и сейчас, услышав мягкую поступь, морщит лоб - впечатлительный Мирта, изнывающий от скуки и недостатка впечатлений, направляется к нему. Выглядит как обычно: заискивающая улыбка, глаза спиралями, прямо как во время боев, когда оппонент не может продолжать бой. Так и не распознать в первого взгляда, на самом деле ему плохо или это просто выражение морды глупое. Со второго уже распознаешь беспокойство и желание поговорить. Общаться Клауду не хотелось, только не сегодня. Только не с Миртой. Он же не понимает.

Не понимает, какого это - меняться. Говорят, эволюционируя, покемоны становятся сильнее, это на самом деле так, но Клауда мучил другой вопрос. Будут ли его – другого - любить? Сможет ли он любить нового себя? Вряд ли.

Сегодня время пришло, тело уже покрывалось светящейся аурой, удалось остановиться, хоть на это и потребовалось много сил. Клауд очень боялся стать сильнее, потому что не знал, как будет чувствовать себя. В первый раз, когда он был мариипом, все произошло быстро, даже понять толком не успел. Первые ощущения после эволюции - тревога и растерянность – заполнили мир. Изменения всегда влияют на состояние, ощущения реальности. На Клауда превращение произвело необычайное впечатление. И больше он не хотел меняться.

Он лишился мягкой теплой шерсти на животе, тех самых завитушек, в которые плакал Мирта тогда, давно, в саду для покемонов. Плакал, потому что тренер опаздывал, плакал, потому что помнил приют, помнил оставленных покемонов и очень боялся, что от него откажутся, что про него забудут и что за ним не вернутся. Тогда Клауд сам истосковался от ожидания, хоть и строил из себя саму серьезность, хвастался выдержкой, а потому разделил переживания с Миртой. Смягчился, позволил уткнуть мокрый нос в кудряшки и понял, что пропал. Весь мир ушел на задний план, остались только они со спиндой, один на один, одно общее горе, один общий страх. Разделять все это оказалось невероятно легко, вроде как чувствуешь успокаивающее тепло родной лапы, только тогда рядом сидело мягкое дрожащее тело. Было приятно похлопывать Мирту по спине, успокаивать, ничего толкового не говорить – достаточно было делать вид, что ты контролируешь ситуацию и ничего ужасного не допустишь.

От слез кудряшки мокли, но под ними, в животе, было невероятно приятно, немного щекотно, но приятно. Тогда Клауд почувствовал себя очень сильным, ощущение мокрых завитушек еще долго было с ним после, вот только через несколько дней произошло превращение, и шерсть с живота пропала, как и воспоминания о тепле Мирты - хотя ветер не обдувал голую кожу, было очень холодно и неприятно. С того дня Клауд начал сторониться Мирту, изменения не пошли на пользу. А вот спинда напротив таскался за ним, согреваемый связью и дружбой, которая закрепилась после близости и дня ожидания. Вот только Клауд разделять это больше не мог.

Из-за всего этого меняться еще раз не представлялось ему возможным. Мирта рядом, не уйдешь никуда - глаза-спирали тут же слезами наполнятся, и Клауд будет чувствовать себя паршиво, этого еще не хватало. Сейчас спинда все еще стоит сзади, барашек затылком чувствует его улыбку и тут же начинает дуться на него, на себя, на дурацкую ситуацию. Настроение испортилось окончательно, но вставать и уходить, гордо задрав нос, Клауд не стал. Он остался на месте, прикрывая ножками живот.

Спинда весело о чем-то рассказывает, а Клауд сидит к нему спиной и продолжает дуться. Когда мягкая лапа опускается ему на макушку, дергается в сторону, оборачивается и свирепо зыркает на Мирту. Тот, все еще глупо улыбаясь, виновато опускает голову, в его глазах-спиралях Клауд замечает замешательство и страх. Пауза затягивается, и спинда, видимо, чтобы нарушить молчание, начинает говорить, какой Клауд красивый и сильный, как ему повезло пройти через эволюцию, как все ждут, когда он примет свою конечную форму. Барашку бы стоило гордиться собой и раздуться от похвалы, но он слишком был раздосадован, а потому считал это все полнейшей ерундой.

У Мирты никогда не было эволюции и никогда не будет. Он был спиндой и всегда им останется, и это казалось Клауду несправедливым. Мирте стоило вылупиться из другого яйца, родиться каким-нибудь сильным покемоном, не настолько добрым, а достаточно свирепым, даже грубым, и тогда они могли бы тренироваться вместе. Но спинду не исправишь, Клауд знает это. Видел однажды, как он, спрятавшись от всех в лесу, читал специальные книги, правда, из этой затеи ничего не вышло. Детективы и военные романы пугали Мирту, фэнтези не впечатляли, хоть он и пытался впечатляться, а от классической литературы голова шла кругом - было много всего, чего он не мог понять. Клауд, наблюдая за его попытками, вздыхал. Мирта никогда не меняется ни настроением, ни отношением, ни настроем и страхами. Он остается в боксе, изредка разминает лапы. Барашек и не хотел, чтобы Мирта менялся, пусть читает мангу и истории о принцессах, сказки и комиксы, лишь бы оставался собой. А вот примет ли Мирта еще одного нового Клауда, как смирился с ним теперешним (а им и так непросто сейчас общаться), он не знал.

Танзанита скоро эволюционирует, и тогда Клауд-амфорос ничем не будет отличаться от нее по форме, разве что отсутствием синих пятен. Может, если случиться ему стоять рядом с кенджу, Мирта перепутает их, подойдет с вопросом не к нему, перестанет замечать. Хоть барашек и вел себя с ним не лучшим образом, строил из себя недотрогу, следовал придуманному образу, но внимание спинды ни с кем разделять не собирался.

Хоть Клауд и нуждался в поддержке, принимать ее не стал. Махнул хвостом, задев пушистую щеку Мирты, давая тем самым понять, что не желает поддерживать разговор. Пусть спинда думает, что он зазнался, может, оставит попытки заговорить о болезненном, и тогда Клауд перестанет помнить его тепло и его слезы. Это и правда лучше, чем каждый раз переживать из-за потерянных навсегда кудряшек, хранивших в себе разделенное на двоих горе, их общий секрет.