12
Джилл и Крикс — воодушевленные бунтари, каждый из которых пережил рождение заново и теперь был готов к борьбе до последнего — прибыли в Восточный Шафран-Айленд. Таксисты не возили сюда никого, так что экстрасенсам пришлось воздушным транспортом добраться только до Шафран-Сити, а оттуда своим ходом двинуться на восток. Впрочем, для целеустремленных алаказамов это едва ли могло стать проблемой.
Район, где рождались революции, почти не изменился за тридцать лет. Все тот же «Арес Хилл Плаза» с разрисованным протестными граффити фасадом, все те же черные окна, разве что кое-где заколоченные фанерой, все та же грязь и все тот же разрушенный мост на горизонте. Угнетающее зрелище, напоминающее сошедший с киноэкрана черно-белый антиутопический фильм. Из заброшенного отеля вышла группа экстрасенсов, и все они смотрели на Крикса Нико, смотрели настороженно и враждебно. Никополидис, конечно, снова заклеил пластырем старый шрам, но ведь энергетику подделать было невозможно. Здесь присутствовали те, кто мог ее помнить: Ибрагим Аль-Джохар, все тот же салага в молитвенной шапке и кожаном жилете, какой он носил и тридцать лет назад поверх зеленой клетчатой рубашки; Рудольф Ясперс, постаревший, в поточенной молью шубе и с черной пластиной на правом глазу; еще пара подряхлевших Ареопагитов. Но на встречу Криксу вышел не кто-либо из них, а старый сгорбленный гипно с безумными глазами, одетый в лохмотья. Он, как одержимый, впился взглядом в Никополидиса и, запинаясь, воскликнул:
— Чудо! Н‘ко Старр в‘рнулс‘!
— Вы ошиблись, мистер, мое имя Крикс, — завозражал алаказам, но внезапно умолк — он узнал в несчастном юродивом абраксианского жреца Эдгара.
По толпе прокатился шепот, а затем прозвучал ехидный смешок Ибрагима. Он, прижимая к груди автомат, подошел к Никополидису.
— Не обращай внимания, это выживший из ума «пророк», — с пренебрежительной улыбкой бросил Аль-Джохар и попытался отпихнуть гипно ногой. Однако Эдгар сам сделал шаг назад, закрыв лицо руками — видимо, он давно жил в беспрестанных гонениях. Ибрагим Аль-Джохар прошагал мимо гипно, вплотную приблизившись к Криксу:
— Однако, ты действительно чертовски похож на Нико Старра.
— Вы правы, я его сын, — не растерялся тот. — Я был рожден после его казни. У нас одна внешность, один возраст и один уровень интеллекта, так что этот гипно отчасти прав. Вам стоило бы не относиться к нему с таким пренебрежением.
Услышав слова Никополидиса, старый гипно разрыдался. Он упал на колени, но Крикс схватил его за локоть:
— Встаньте, мистер…
— Эдг‘р, — закивал гипно, глядя на алаказама глазами побитого больного пса. — Просто Эдг‘р. Спас‘бо, мой м‘льчик.
Как же и когда Эдгар потерял рассудок? Крикс должен был найти ответ в чужой памяти, даже зная, что он несомненно причинит новую боль. Абраксианский жрец был сломлен двадцать первого марта 2065-го, когда весь Шафран-Айленд смотрел репортаж о задержании и публичной казни лидера бунтарей. «Они кем-то пожертвовали, — понимал гипно. — Кем же?». И, увидев на экране Нико Старра, бедняга упал на колени, в таком же исступлении, как сейчас. Слезы сами полились из его глаз. «Не-е-ет! — взвыл он. — Только не он! Боги, милосердные боги, ТОЛЬКО НЕ ОН!». Однако все было решено. Без таких, как Эдгар. «Что вы наделали? Что наделали?! — забормотал гипно, голос его дрожал от слез. — Теперь мы обречены. Отдали лучшего. Лучшие всегда уходят первыми. Но зачем?! Зачем он, боги милосердные, зачем он?!». Смерть самого достойного, неиспорченного шафран-айлендского революционера убила веру в Эдгаре и с той поры медленно жрала изнутри самого Эдгара. Видимо, богам была угодна жизнь свихнувшегося гипно, только чтобы он стал живым напоминанием о том страшном преступлении мятежников против своего собрата.
Просматривая память Эдгара, Крикс не заметил, как перед ним возник Ясперс.
— Кто же твоя мать? — вызывающе спросил Рудольф. Из-за акцента его интонация напоминала рычание.
— Ее уже нет на свете, — отрезал Нико, якобы не желая трогать печальную тему.
— Назови хоть имя — нам важно знать, кого выбрал Herr Freigeist…
Речь Рудольфа оборвалась так внезапно, словно кто-то схватил его за горло. Одноглазый алаказам прокашлялся и обернулся. За его спиной возникла гротескная черная фигура. Незнакомец в маске, все тело которого под одеждой покрывали черные бинты, медленно и бесшумно двинулся к Криксу и Джильде.
— У этого мужчины есть причины, по которым он не хочет говорить — уважь его чувства, Ясперс, — мягким, но уверенным, сдержанным тоном проговорил неизвестный.
Рудольф Ясперс нервно кивнул и ушел с дороги. Черная фигура без запинки продолжила путь по направлению к Криксу. Тот невольно вздрогнул, когда незнакомец в бинтах оказался прямо перед ним. Однако, прочувствовав энергетику пришедшего, Нико успокоился — она была вполне чистой и действительно очень сильной. От незнакомца веяло смесью запахов ароматных трав и свежего асфальта.
— Что ж, я рад приветствовать Вас, мистер Никополидис, и Вас, мисс Бишоп, — обратился к паре алаказамов некто в черном. — Я Старейшина Джон.
И очень плавным, каким-то непривычным, но понятным жестом, Джон позвал их идти за собой в отель «Арес Хилл Плаза». Следуя за Старейшиной, Крикс бросил беглый взгляд на Ибрагима и Рудольфа, оставшихся на улице. Эти двое явно подозревали, что он недоговаривает. Значило ли это, что они знали про инсценировку показательной смерти Старра? Без доказательств заговорить с кем-либо на данную тему было крайне рискованно. В непростое время необходимо всегда оставаться начеку, особенно когда параноик Ясперс сверлит твою спину единственным глазом.
— Интересно, кто покалечил Рудольфа? — как бы в пустоту обронил вопрос Нико и получил ответ Джона:
— Он сам. Он ослеп на один глаз, вероятно, из-за глаукомы, но был убежден, что у него там новообразование. Злокачественное, конечно.
— И поэтому он вырезал себе глаз? — воскликнул Крикс, поражаясь неадекватности такого действия. — Даже не сделав хоть какое-то обследование? Рак ведь отражается на энергетике и, как говорят гипно, имеет запах!
— Ясперс никому не верит. Особенно медикам, — пояснил Джон. — Считает, что они умолчат, желая, чтобы он умер.
— Он псих и урод, — прорычал Нико, чтобы хоть как-то сбросить часть нахлынувших эмоций.
— Ты думаешь, я не урод после того, как мне отгрыз лицо хаундум? — внезапно заявил Старейшина Джон. Его голос оставался мягким и бесстрастным, и трудно было понять, с какой именно целью он решил сказать это.
— Абраксас Всемогущий, что с вами всеми стало за тридцать лет?! — воскликнул Крикс Нико.
Джон ничего не ответил. Джилл взяла Крикса за руку, и ее прикосновение придало ему уверенности. Если бы ее не было рядом, он, пожалуй, уже бежал бы прочь сломя голову, не выдерживая столь угрюмого зрелища.
На одном из лестничных пролетов стоял бывший чемпион Джон-Элвис Дэвисон. Он курил трубку, от нечего делать вглядываясь в завитки поднимающегося дыма, но при появлении «гостей» скучающее выражение исчезло с лица алаказама. Джон-Элвис заинтересованно взглянул на Джильду.
— А что будет, если один чемпион Битвы Менталистов даст свой номер другому чемпиону? — недвусмысленно поинтересовался он.
— Но ты же был убежден, что Хасард круче меня, — припомнила Джилл.
Дэвисон развел руками:
— Прости, детка, но в итоге ведь он это подтвердил.
— Вот ему и дай свой номер — и посмотрим, что будет! — ответила Стальная Леди и пошла дальше за Джоном и Криксом. Джон-Элвис, конечно, пробурчал ей вслед что-то нелестное, но это мало ее заботило.
На следующем этаже Джон свернул с лестницы в коридор и отпер дверь апартаментов простым ключом. Гостиничный номер, похоже, не знал изменений десятилетиями, и если Старейшина жил здесь, то жил он очень скромно. Шкаф со старыми книгами, стол и пара шатающихся стульев, настенные часы, диван, над которым висел абраксианский амулет — вот и все, что имелось в комнате, куда вошли экстрасенсы. Джон предложил Криксу и Джильде расположиться на диване, а сам сел на стул напротив, предварительно заперев дверь номера.
— Снимай пластырь, я узнал тебя, Нико Старр, — огорошил Старейшина растерянного гостя.
Крикс замялся. Он взглянул на Джилл — та одобрительно кивнула. Он и сам чувствовал, что Джону можно верить, и решился выполнить то, о чем его попросил экстрасенс в черной маске.
— Значит, Крикс — твое настоящее имя? — уточнил Джон. — Крикс Никополидис? Символично. Имя восставшего гладиатора, и фамилия с неизменным корнем «Ника» — «победа». Ты всегда носил имя победителя.
— Я знаю Вас? — решился-таки спросить Крикс.
Джон помедлил с ответом, но все же дал его:
— Знал. Как Хасарда.
Может, Старейшина принял решение раскрыть тайну личности, как только увидел Крикса. Поэтому и обмолвился про хаундума, обглодавшего лицо. Все это, вроде бы, было понятно, но Никополидис не мог в это поверить. Во что превратился Геральд Хасард, которого он знал? Почему он скрывает свою личность? Неужели на него тоже покушались, как и думала Джилл? Неужели практически все здесь, в Шафран-Айленде готовы сожрать друг друга? И за что? За власть, которую они никогда не будут иметь, если не объединятся и не свергнут действующее правительство!
Чувствуя, как вздымается новая буря в душе Нико, Джон-Хасард указал рукой на часы на стене. На вопросы не оставалось времени, необходимо было собраться и принять решение о дальнейших действиях. Джильда Бишоп решила взять инициативу в свои руки, хотя по выражению ее лица можно было заметить, что для нее тоже стало шоком признание Хасарда.
— Мы по поводу дела, которое есть у Сабрины Андерс к Братству Прорицателей.
Джон кивнул:
— У мисс Андерс для нас очень сложная миссия, и я долго не знал, кому ее поручить. Это должен был быть сильный экстрасенс и, к тому же, тот, кому можно верить. И теперь я сделал выбор и не сомневаюсь в его верности. Думаю, Сабрина будет рада тебя увидеть, Нико Старр.
Крикс резко выдохнул.
— Озвучивайте дело. Только, — задумавшись, добавил он, — Джилл со мной, как бы там ни было.
— Тебе виднее, как тебе будет проще это сделать: с ней или в одиночку. Сейчас я позвоню Сабрине Андерс и, пока она будет добираться сюда, я все объясню вам. Назад пути у вас уже не будет. Вы уверены в себе так, как я уверен в вас?
Бунтари и без того понимали, что назад пути нет. Конечно, они и не думали отступать. С поддержкой друг друга они обрели уверенность и решимость, которой им, может быть, не хватало раньше, до их встречи. Крикс и Джилл переглянулись, улыбнулись друг другу и взялись за руки. Джону было совершенно понятно их безмолвное согласие. Он вышел в смежную комнату, чтобы связаться с мисс Андерс.
— Поговорим о деле, — вернувшись, продиктовал Старейшина. — Сабрине Андерс нужен тот, кто сможет подобраться к президенту Лучано. А еще новый кандидат в вице-президенты, который сумеет провести убедительные переговоры с Лучано.
— О чем с ним можно говорить? — недоумевал Крикс Нико.
— Это пока закрытая информация, но у мисс Андерс есть план. Гарантия сто процентов.
— Может, мы хотя бы можем узнать, для чего нужно подобраться к Джованни? — спросила Джильда.
— Это я могу озвучить, — ответил Джон. — Нужно взять у него немного крови. И, опережая следующий вопрос: пока я не могу сказать, зачем.
Задание оказалось очередным сюрпризом, принесшим уйму вопросов. Никополидис уже примирился с отсутствием ответов и был готов почти ко всему. Проникнуть в центр «Р-инкарнации» не станет проблемой. Другое дело — говорить с Джованни Лучано. С мерзким человеком, вонзавшим ему иглу в шею перед объективами телекамер! Нелегко будет вынести встречу с ним, но Нико твердо знал, ради чего и ради кого пойдет на это. Теперь он действительно был лидером и творцом истории, теперь он оправдывал ту славу, которую завоевал за время своего отсутствия — до этого момента незаслуженную славу.
Джон попросил Крикса и Джилл телепортироваться на 2-й уровень «Арес Хилл Плазы», телепатически передав план местности алаказамам. Когда экстрасенсы оказались на тротуаре около отеля, рядом с ними остановился черный аэрокар с продольными красными полосами. Дверца поднялась вверх — и Нико увидел Сабрину Андерс. Он уже видел ее прежде на плакатах, и нельзя было сказать, что впечатление, которое она произвела тогда, сильно изменилось теперь, после реальной встречи. Бесстрашная воинственная женщина с холодными глазами, бескомпромиссная и несгибаемая. Крикс оценил, что у нее действительно мог быть потенциал для победы.
— Нико Старр? — удивленно, но без лишних эмоций произнесла женщина. — Кто тебя освободил?
Крикс пожал плечами и покачал головой:
— Если бы я знал. Может быть, мьюту?
— Я думаю, это был Абраксас, — заявил Джон.
— Ты стал в него верить? — саркастично спросил Никополидис.
— Я не верю — я знаю, — спокойно ответил Старейшина. — Руками моего сына наш бог освободил тебя.
Все ли Братство Прорицателей вернулось в абраксианскую веру? Эта религия, конечно, предполагала табу на убийство себе подобных. Но это еще не давало повода расслабляться.
Экстрасенсы сели в машину — Джон возле водителя, Джилл и Крикс на задних сидениях, рядом с мисс Андерс. Они двинулись прочь от «Арес Хилл Плазы», и Сабрина огласила подробности:
— Джон уже сказал вам, что от вас требуется. По поводу крови Лучано скажу сразу — все планы здания «Р-инкарнации» и систем безопасности будут предоставлены. Это легкое задание в сравнении с переговорами. Нико Старр, это будут не просто переговоры — тут нам действительно нужен гений. Пока Джованни будет читать кое-какие бумаги, которые ты ему доставишь, ты взломаешь систему безопасности и отключишь «темный излучатель». После, управляя его разумом, ты заставишь его сказать то, что нужно нам. Если у тебя с телепатическим внушением не так хорошо, как с информационными технологиями, я могу потренировать тебя.
— Не откажусь, — покорно кивнул Крикс. Практики в экстрасенсорике под руководством кого-то, знающего свое дело, алаказаму объективно не хватало. Пусть даже и мозг Джованни — замок с довольно простым кодом, стоило поупражняться, прежде чем браться за взлом. Кроме того, тренировки позволят сблизиться с Сабриной Андерс и получить сведения о ней, что непременно будет полезно.
— В НЦИЭС я буду ждать тебя сразу, как только достанешь кровь Джованни Лучано, — продиктовала Сабрина. — Планы найдешь здесь.
Женщина передала Никополидису карту памяти. Крикс задумался. Планы здания и систем безопасности. Если в свите Джованни Лучано нет предателей, то достать такую информацию мог только кто-то равный по способностям ему, Нико Старру. Или кто-то, у кого была на руках виртуальная копия его сознания.
— Позвольте полюбопытствовать, как Вы получили их? — решился спросить Крикс.
— Я не могу дать ответ. Надеюсь, это ясно? — уточнила мисс Андерс.
— Вполне, — подтвердил Нико. — Простите за нескромность, но не могли бы Вы завезти нас в «Западную истерию»?
— Без проблем, — ответила Сабрина.
За тот небольшой промежуток времени, что заняла дорога до отеля, Крикс попытался прознать хоть что-то о личности и деятельности мисс Андерс, но потерпел неудачу. Он не сумел проникнуть в ее сознание, мощная энергетика стеной вставала на его пути, и это была энергетика самой женщины. Невероятно, но факт — человек с аурой экстрасенса. И, кроме прочего, таинственная леди в красном почти наверняка состояла в сговоре с мьюту. Что, если в этот раз они вдвоем плели сеть вокруг Крикса Нико? Что, если он снова стал жертвой своей доверчивости и веры? Но ради шанса все изменить, пожалуй, стоило рискнуть… Никополидис все еще взвешивал в уме обстоятельства, поднимаясь вместе с Джильдой в отельный номер на 2-м уровне.
— Я у тебя в долгу, поэтому одно задание возьму на себя, — предложила Джилл, когда Крикс закрыл за ней дверь номера. — У меня есть возможность подобраться к Джованни Лучано.
Нико вновь ощутил растерянность. Да, он знал, как смела и сильна Стальная Леди, но дело было в том, что никто еще никогда не шел на столь рискованные поступки ради него. Разве что, кроме Эусина Фанталлена.
— Мне неловко перекладывать дело на тебя… — проговорил он в смятении.
— Брось! — махнула рукой Джильда. — Разделимся — быстрее справимся!
И, не дожидаясь его ответа, она достала телефон и набрала номер. Крикс слушал отрывки разговора, продолжая дивиться ее решительности:
— Алло, Ник? Есть дело. Нет, не очищение разума. Мне нужен шприц… Что? Просто шприц и только. Пустой, ты дубина! Желательно автоматический. Желательно наименьшей емкости и с самой короткой иглой… Это не твое дело. Никаких аптек, мне нельзя светиться. Не могу сказать зачем. Добро? «Западная Истерия», 39-й этаж, номер 12. Жду!
Завершив вызов, Джилл села за стол. Никополидис присоединился к ней.
— Так как ты подберешься к президенту? — поинтересовался он.
— Я знаю Отца Филандра Блейна, — ответила Джильда, — а он прихвостень Лучано. Или ты не знал, что новую мировую религию Эры Водолея сочинили специально по заказу президента?
Про спекулятивную «объединяющую всех» веру нового времени Крикс Нико уже успел узнать, как и о том, что Филандр Блейн был официальным лидером Церкви Эры Водолея в США. Информация о том, что все это религиозное шоу было заказано президентом, нисколько не удивляла. Предложение Джильды выглядело вполне резонным.
— И что, ты его уговоришь, или будешь шантажировать священника? — спросил Никополидис.
— Вообще-то он психоаналитик, работавший на «Р-инкарнацию», — сообщила Стальная Леди. — Он оказывал психологическую помощь всем ученым, которые были заняты в проекте «Мьюту».
Неудачный лабораторный эксперимент оказался замешан и здесь, будто он стал неотъемлемой частью повседневности в новом мире. Даже не проявляя себя и не предпринимая активных действий, Макс Твоми, или просто мьюту, был значимой фигурой на арене современной политики. И встреча Крикса с ним вряд ли была случайностью. Теперь Никополидис понимал это — все линии все равно непременно пересекутся. Это тревожило его. Он был обречен идти в наступление, не имея на руках и половины необходимой информации. Он не имел возможности просчитать результат. Крикс терялся в мыслях, как же возможно примириться с тем, что от него зависит так мало.
— Откуда тебе это известно? — поинтересовался он у Джильды Бишоп.
Она взглянула на него, приподняв бровь.
— Ты знаешь, кто… то есть, кем был мой тренер? Он не просто девиантный книжный червь. Ты не заметил в его библиотеке награды за вклад в развитие философии? Философ и психоаналитик — идеальный тандем для разработки универсальной религии. Гойя и Блейн вместе работали на Джованни Лучано и оба общались с ним лично.
Нико задумчиво кивнул. Терять было нечего, да и Джилл он доверял значимо больше, чем кому-либо другому — мисс Андерс, Максимилиану Твоми, Джону-Хасарду. У нее есть хватка, чтобы добраться до кого угодно. Это задание — для нее. Задача же для Крикса сейчас — починить ноутбук и погрузиться в анализ планов здания и систем безопасности центра «Р-инкарнации».
13
Макс Твоми то и дело вытирал пот с лица и крупными глотками хлебал из бутылки теплеющий шнапс «Рампл Минц» — его черный аэрокар неумолимо нагревался, пролетая в зените дня над дикой местностью в центральных областях Объединенной Гвианы. Если бы не дело, которое было у Максимилиана сегодня в этой стране, мьюту все равно нашел бы повод побывать здесь, особенно после минувшей ночи, когда ему не дали ни на минуту заснуть воспоминания. Осознав тщетность всех попыток хоть ненадолго погрузиться в сон, Твоми закрылся в кабинете, где и просидел до позднего утра. Он пил кофе, слушал музыку и что-то черкал на разбросанных по столу листах бумаги, лишь к утру заметив, что вырисовывал пейзажи дикой Гвианы с ее джунглями, водопадами и столовыми горами.
Здешние места поистине много значили для мьюту. Здесь началась его жизнь… не то жалкое существование подопытной крысы, которое ждало его после пробуждения в лаборатории «Р-инкарнации», а настоящая полнокровная жизнь. Такую жизнь пообещал ему создатель — профессор Клайв Фуджи.
Современный Прометей. Ученый, силившийся разгадать великую тайну жизни. Человек, постаревший за два года на десяток лет, проводя бессонные, полные слез ночи у постели больной дочери. Творец легенды, обреченный никогда не увидеть ее развязки. Все это был Клайв Фуджи.
«Всякое рождение — это мука для детеныша, — однажды сказал профессор. — Это как изгнание из рая…». Но в лаборатории, в тесной стеклянной капсуле мьюту видел рай только изредка в перманентных снах под транквилизаторами. Его рождение было изгнанием из ада в еще более кошмарный ад.
Видеть сны о чудесной земле туманных гор и водопадов, причудливых скал-призраков и холодных чистых озер, хищных растений и черных лягушек мьюту начал уже тогда, когда его биологический возраст соответствовал только новорожденности. Когда он, уже полностью сформировавшееся существо, начал проявлять двигательную активность и попытки освободиться от систем жизнеобеспечения, ему впервые начали вводить успокоительные и миорелаксирующие препараты. Они погружали его в сон на большую часть суток, а когда он не спал, у него не было сил даже открыть глаза или пошевелить пальцами. Все, что мьюту мог — это слышать. Постепенно в бессвязном наборе звуков он начал находить повторяющиеся сочетания, а потом и связывать их с возможными значениями. Правда, связать слова со зрительными образами первое время не получалось, хотя некоторые из них словно пробуждали новые видения в повторяющихся снах. Например, после отслеживания одного слова — короткого, но звучного — мьюту начал видеть во сне маленькое существо, парящее в небе над туманной столовой горой и ныряющее в глубокие лазурные озера на ее плато. Шерсть у существа была то ли белой, то ли персиково-розовой, а глаза — ярко-синими, того же цвета, что и холодная вода, и чистое небо в чудесных снах. Таинственный зверь кувыркался в воздухе и вертел длинным хвостом, будто звал присоединиться к какой-то беззаботной ребяческой игре.
Кроме слов мьюту отслеживал повторяющиеся голоса. Среди них четко выделялся один — тонкий, звонкий и чистый. Этот голос всегда говорил самыми понятными, простыми словами, он был притягателен и прекрасен. «Как бы я хотел заговорить с тобой, кто бы ты ни был!» — грустно подумал маленький мьюту, еще не понимая, что именно безумная жажда общения заставит впервые пробудиться его поразительный экстрасенсорный дар. «Ты хочешь со мной дружить?» — в тишине ответил тонкий голос, звучание которого вызывало в сердце трепет. «Ты это… мне?» — мысленно задал вопрос экстрасенс и получил ответ! «Здесь больше никого сейчас нет. Только я и ты. Кто бы ты ни был». Тогда он уже понимал, как голоса называют его, и представился, хотя, конечно, не знал, что значит словесная бирка, прикрепленная к нему. «Я мьюту. А ты кто?». «Они зовут меня Амбер-ту, — последовал ответ. — Это значит, что я вторая Амбер». «Вторая?» — удивился мьюту. Это слово он слышал, но вот его значения никак не мог понять. «Это номера, цифры, — ответил голос, называющий себя Амбер-ту. — Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять». «Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять», — повторил мьюту, все еще недоумевая, что именно сказал. Звонкий голос весело рассмеялся: «У тебя отлично выходит!». «Но что это значит?». «Если один уже есть — то за ним идет второй, — последовал ответ, — Потом третий, четвертый… Если бы таких, как я, было несколько, нас бы называли так — первая, вторая, третья, четвертая Амбер, чтобы не путать нас, понимаешь? Но на самом деле я просто Амбер. Я такая одна». Амбер-ту и мью-ту… Маленький экстрасенс уловил закономерность. «Тогда я на самом деле мью? Я слышал это слово. Голоса имели в виду меня, когда говорили, что нашли мью?». «Это были не просто голоса, это были люди», — Амбер-ту снова засмеялась. Мьюту подумал, что сказал какую-то глупость. Конечно, живые существа и звуки, которые они издают, — не одно и то же. «Но если бы я их видел…» — подумал он — и увидел! Он увидел Амбер-ту такой, какой она помнила себя. Милая семилетняя девочка, светловолосая, зеленоглазая, улыбчивая, в легкой белой одежде. Такая нежная и хрупкая. «Все люди такие, как ты? — мысленно спросил мьюту, но теперь в мысленном видении словно звучал его реальный голос — тонкий, детский, но живой, настоящий. — А кто я? Тоже человек?». «Голосом ты похож на человека, но я не знаю, как ты выглядишь». Мьюту на секунду замешкался, хотя начинал понимать принцип. «Я хочу, чтобы она меня увидела, если только возможно, очень хочу!». И вот в своем видении экстрасенс впервые сам сумел взглянуть на себя! Не полностью, конечно. Но он смог рассмотреть руки с сероватой кожей и плоскими пальцами, покрытый темно-фиолетовой шерстью живот, тонкие ноги, стоящие как бы на цыпочках, длинный темный хвост с кисточкой на конце. Подняв голову, он смутился, заметив, с каким любопытством девочка разглядывает его. «Я понял, я не человек, — как-то грустно произнес мьюту. — Я ведь второй мью, да?». «Ты не похож на мью, — деловито заявила Амбер. — Я видела его не раз на картинке в моей книжке». И, словно почувствовав по удивленному взгляду, что хочет сказать мьюту, тут же предложила: «Пойдем — я покажу тебе».
Путешествие по чужой памяти было полно новых образов, но, кроме того, оно начало связывать образы со словами. Реальность начала опредмечиваться, обретать множество новых граней. Разум мьюту теперь в полной мере пробуждался, мыслительные процессы небывало активизировались. Маленький экстрасенс увидел, как живут люди, посетил вместе с Амбер большой город с нагромождением уродливых высоток в центре, вместе с ней в мгновение ока пересек его по воздуху и оказался в коттеджном поселке. Тихая местность, расчерченная стройными рядами особняков, выглядела невероятно уютной, она будто излучала тепло, в отличие от безликого серого мегаполиса. «Здесь я родилась. Хотя папа показывал мне другое место на карте, которое называл родиной. Где-то в другой части света, где есть два моря, соединенных друг с другом. Одно из них совсем крошечное, даже не похожее на море. А потом он сказал, что этих земель сейчас вообще нет, из-за землетрясения, представляешь?». «Так бывает? — удивился мьюту, и тут же его посетила очередная тревожная мысль. — Может, тот край, что снится мне… его тоже уже нет?». Он хотел показать Амбер прекрасные дикие места из собственных снов, надеясь получить ответ, который, конечно же, утешит его, но внезапно девочка схватила его за руку и оттащила в сторону. Что-то пронеслось мимо них на огромной скорости. «Аэрокар?» — спросил мьюту, сам не понимая, откуда пришло нежданное озарение. «Это очень плохая вещь! — чуть не плача, закричала девочка, все еще сжимая его руку. — Она сделала мне больно! Нужно держаться от них подальше». Мьюту кивнул.
Успокоившись, Амбер, как и обещала, пригласила нового друга к себе домой. Там она сразу показала ему свою комнату. Яркие, и в то же время нежные цвета, большое количество детских книжек и мягких игрушек, изображающих разных зверей — домашняя обстановка погружала в такую безмятежность, какой мьюту не знал даже в блаженных снах. Амбер взяла одну из книг и дала ему в руки: «Вот моя любимая книжка. Это сказка о мью и волшебном дереве. Смотри». Она указала пальцем на обложку: на ней был нарисован знакомый зверь с белой шерстью, длинным хвостом и синими глазами — мьюту не раз замечал его в своих видениях о прекрасных диких краях. Правда, на иллюстрации мью выглядел более милым и походил на одну из плюшевых игрушек Амбер. «Я видел его! — воскликнул мьюту. — Он тоже снился мне!». И тут он еще раз внимательно взглянул на свои ноги, хвост, руки, пальцы на руках… Он не являлся вторым мью, нет, он определенно не был мью. «Кто я такой? — с грустью произнес мьюту. — Откуда я?». «Наверное, как все — от мамы и папы», — не задумываясь, ответила девочка. «Кого?» — переспросил он — эти слова были ему незнакомы. Амбер убежала в другую комнату, но тут же вернулась. В руках она держала фотографию в рамке — маленькая картинка изображала саму девочку, а позади нее, положив руки ей на плечи, стояли, улыбаясь, большие, взрослые люди — мужчина и женщина. «Вот мои мама и папа, — указав на пару взрослых, сообщила Амбер. — Может, мью — твоя мама, или твой папа?». «Но ты похожа на них, особенно на маму, а я не похож на мью», — по-прежнему подавленно ответил мьюту. Девочка задумалась, уставившись в потолок, а потом серьезно предположила: «Может, тебя создал бог?». «Что такое бог?». Амбер опять подумала, прежде чем ответить: «Я не знаю, но мама говорила, что он везде, но его никто не может видеть. Он очень сильный, добрый и справедливый. И следит за тем, чтобы на нашей планете был порядок, — тут она посчитала нужным взять другую книжку и показать собеседнику то, о чем говорила: — Смотри, вот Земля — наша планета. Здесь живут все люди, и еще много разных животных, и еще птицы, и не только! А вот Солнце — на самом деле оно такое огромное! Оно дает нам тепло и свет… — тут она прервала свой рассказ и, тронув маленького экстрасенса за плечо, взглянула ему в глаза: — Эй, а почему ты грустишь?». «Потому что… я не знаю, кто я», — признался мьюту. Неописуемое чувство отчужденности было невыносимым, словно абсолютно все в мире было на своем законном месте, и только он — нет. Он не знал, где он должен быть, что должен делать. «А дети от мамы и папы — для чего они рождаются?» — спросил мьюту. «Чтобы мама и папа их любили», — с сияющей улыбкой уверенно ответила Амбер. «А для чего создает кого-то бог?».
И это оказался первый вопрос, на который девочка не смогла ему ответить. Это опечалило его еще больше. Понятие о боге не укладывалось в голове маленького экстрасенса. О боге говорили, как о ком-то живом, разумном и очень сильном, и для чего же кто-то такой сильный мог создавать кого-то? Мьюту не мог этого понять, но мысли об этом навевали только грусть, от них веяло безысходностью. Амбер увидела его печаль и снова захотела его утешить: «Хочешь, я буду для тебя мамой или старшей сестрой? И буду любить тебя? Я бы не возражала, чтобы у меня был такой ребеночек!». И она весело засмеялась. В ответ мьюту впервые в жизни улыбнулся. «Посмотри, какое красивое небо, — взглянув в окно, сказала девочка. — Ты, наверное, не видел раньше звезды?». Мьюту отрицательно покачал головой. «Звезды и Луна светят на небе для того, чтобы в темноте никому не было одиноко, — объяснила ему девочка. — Если они появляются в небе, значит, уже поздно, и детям пора спать. Спи и ты». «А завтра я смогу поговорить с тобой еще?» — испугался он. Но улыбка Амбер развеяла страхи. «Конечно! Я думаю, мы можем дружить всю жизнь!». «Жизнь?» — снова вопросил маленький мьюту. Это слово было знакомо ему, он слышал его множество раз, но связать его с каким-то образом оказывалось невозможно. И только ответ Амбер пролил для него первый, размытый и неверный свет на неразрешимую загадку: «Ну, жизнь — все это, что мы видим вокруг, все, что мы делаем, вообще все. Откроешь глаза — и живешь свою жизнь! Разве не чудо? Мой папа всегда говорит: «Родиться и жить — это чудесно!». И она засмеялась от радости, а с ней впервые засмеялся и мьюту. Если так будет всегда, он всегда будет видеть ее, говорить с ней, узнавать что-то новое о мире и беззаботно смеяться — это и впрямь было чудесно. С этой радостной мыслью маленький экстрасенс безмятежно заснул.
С тех пор мьюту общался с Амбер практически каждый день, она открывала ему все новые и новые стороны жизни. Опираясь на то, что слышал от нее, экстрасенс начинал понимать и свои сны, и вскоре он сам смог рассказать ей о том, что видел, и даже пригласить ее в путешествие по необычайно красивым первозданным местам. Мьюту был счастлив, ничто не омрачало его дней, и сон приносил ему блаженство. В то время он действительно любил жизнь.
Все оборвалось в один момент, когда Амбер просто исчезла. Она оставила его в темноте, и в кромешном мраке больше не было ни Луны, ни звезд. Мьюту не мог поверить, что милая зеленоглазая девочка, такая добрая и умная, такая чистая, могла по собственной воле бросить его и даже не попрощаться! Он мысленно звал ее. Он рыдал в своих видениях и наяву, где слезы моментально растворялись в жидкости, наполнявшей стеклянную капсулу, и не мог остановить этот бесполезный и мучительный процесс. «Мои слезы не останавливаются… что мне делать?» — вопрошал он в черную пустоту, и не получал ответа.
«Его сила возросла! — внезапно услышал мьюту взволнованный мужской голос снаружи. — Активировать излучатель?». «Нет, — запретил ему другой, хорошо знакомый сиплый голос. — «Темное излучение» может навредить его нервной системе. Мы введем более сильный транквилизатор».
Потом что-то еще произошло, и вскоре мьюту почувствовал знакомую усталость. Уже погружаясь в сон, он услышал голос еще одного мужчины: «Знаете, что народы севера думают о полярном сиянии? Что это души умерших детей на небе играют с черепом моржа!». Юный экстрасенс уже знал, что смерть — это прекращение жизни, хотя едва ли в полной мере мог это понять. До печального дня исчезновения Амбер, когда его будто осенило. «Точно! — подумал мьюту. — Это и случилось с ней! Она умерла — и теперь она там! На небе играет с черепом моржа. Должно быть, это весело. Тогда я тоже умру». Но умереть не получилось. Мьюту продолжал расти внутри стеклянного резервуара, проживая однообразную иллюзорную жизнь в состоянии нарколепсии. Каждый день в его неокрепший организм вливалась новая порция гормонов и успокоительного яда. А в перерывах между инъекциями мьюту сходил с ума от постоянных неприятных ощущений во всем теле — онемения, тянущей или давящей боли в мышцах. Так изо дня в день в его психике крепло убеждение, что жизнь не сулит ничего хорошего. Зато смерть наверняка принесет беззаботность и свободу. Почему только она приходила к нему так медленно?
Каждый день мьюту слышал человеческие голоса, приглушенные толстым стеклом, но после смерти Амбер больше никогда не хотел оказаться по другую сторону, вместе с ними. Он хотел пойти за ней… только куда? Как попасть на небо, к другим детям, которые играют, как в мифе, вычитанном в книге одним сотрудником «Р-инкарнации»? Если бы он знал, как ускорить прибытие в тот необыкновенный мир… Экстрасенс думал о смерти изо дня в день, пока в один момент Клайв Фуджи не начал кричать. Никто никогда не повышал голос в лаборатории — здесь разговаривали полушепотом, как в реанимации или на похоронах. Мьюту знал голос доктора Фуджи — сухой, осипший из-за курения, всегда тихий и печальный. И вдруг он перешел в надрывный крик: «Только не это! Мы его теряем! Адреналин! Дайте адреналин! Мы должны его вытащить!». Тогда мьюту впервые отреагировал на то, что слышал. Что-то внутри сжалось и завопило: «Нет! К черту адреналин! Не вытаскивайте меня, Я НЕ ХОЧУ!..». Раздался резкий звонкий треск. Экстрасенс никогда не слышал подобного звука и… впервые открыл глаза. Все, что он смог увидеть — грязный красный цвет, который был повсюду. Мьюту дернулся, напряг ноющие мышцы и подался вперед, к источнику звуков. Что-то помешало ему — это была резкая боль в глотке. Из-за попытки движения кислородная трубка, с помощью которой экстрасенс все это время дышал, сместилась, повредив ему гортань. Кашляя и резко дергая головой, он спешно избавился от инородного объекта, травмирующего горло. Пузыри воздуха поплыли вверх в мутном красном растворе, мьюту почувствовал удушье и вкус горько-соленой жидкости во рту. Он инстинктивно начал что есть силы бить руками и ногами по толстому стеклу. Бесполезно — его сил было недостаточно, чтобы разбить стеклянную капсулу, а хаотичные движения только усиливали удушье и боль. В полуобморочном состоянии он не замечал, как глухие удары привлекли внимание персонала, и все сотрудники столпились вокруг стеклянного резервуара. «Нет!» — обронил профессор Фуджи, понимая, что еще несколько мгновений — и его творение ожидает смерть. «Живи!» — отчаянно прокричал он, схватил металлический стул и разбил треснувшее минуту назад стекло.
Обессиленный, дрожащий, покрытый кровоточащими следами от игл инфузионных систем и датчиков, мьюту рухнул на пол лаборатории, залитый раствором, вытекшим из капсулы. Все мышцы его тощего тела, стонущие от боли, непроизвольно сокращались, грудная клетка с выпирающими ребрами поднималась и опускалась рывками. Он долго заходился кашлем, силясь вытолкать из легких забившую их жидкость. Тогда профессор Фуджи оказал ему помощь: перекинул его мокрое тело через свое колено и несколько раз надавил на грудную клетку. Он оказался единственным, кто не испытывал отвращение перед только что родившимся существом.
Потом младшие медицинские сотрудники «Р-инкарнации» по распоряжению ученых доставили в исследовательский блок каталку, на которой предстояло перевезти мьюту в смотровую. Клайв Фуджи сопровождал его, отмечая малейшие изменения в состоянии. Мера предосторожности оказалась оправданной — во время перевозки в медицинский блок экстрасенсу стало нехорошо, его вырвало остатками проглоченного раствора. Приступ рвоты лишил его последних сил, и он безучастно сдался команде медиков, встретившей его в смотровой. Мьюту не мог точно оценить, как долго он пробыл в тесной комнате, полной медицинской аппаратуры и инструментов, на столе под операционным светильником — его обследовали, что называется, с пристрастием. Экстрасенсу уже начинало казаться, что он вот-вот потеряет сознание от продолжительной скрупулезной пытки, когда в смотровой появился еще один человек. Вошедший оказался мужчиной, выделявшимся среди других людей завидным ростом и шириной плеч, но кроме этого он был одет во все черное. Живая черная каменная глыба посреди моря белых халатов и голых стен медицинского блока. Только лицо незнакомца с грубыми, хоть и правильными чертами, было бледно от крайнего омерзения, которое человек тщетно пытался в себе подавить, приковав взгляд к существу, лежащему на смотровом столе. Такой была первая встреча мьюту с Джованни Лучано, длившаяся меньше минуты — мужчина бросил сухое одобрение команде ученых «Р-инкарнации» в лице профессора Фуджи и поспешил удалиться.
Окончив осмотр, медики обработали раны от игл на коже мьюту и сделали ему под лопатку очередную инъекцию транквилизатора. Завершив манипуляции, они облачили бессильное тело экстрасенса в бело-серую робу с номером N0254М-150-02 и закрепили электронный датчик на его левом ухе. Затем его вновь поместили на каталку и увезли в тесный бронированный бокс с тяжелой дверью. Медики переложили мьюту на койку и оставили за запертой дверью в полном одиночестве с навязчивыми мыслями, эхо которых звучало с тех пор в его еженощных кошмарах: «Где я? Кто я? Куда все уходят?! ДЛЯ ЧЕГО я был рожден?!». Осмотреться в новом помещении мьюту не смог — белый цвет стен, потолка и пола вскоре вызвал невыносимую резь в глазах. Двигаться он также не мог — постоянно саднившие мышцы отказывались подчиняться. Психические способности в боксе не действовали, да экстрасенс еще тогда и не понимал, как их сознательно применять. Мьюту закрыл глаза и заплакал. «Она была неправа. Родиться и жить — это ужасно», — тогда подумал он. Однако отчаяние длилось не долго — вскоре под действием транквилизатора он заснул беспробудным сном.
На следующий день мьюту заключили в металлическую броню, которая соединилась с его телом множеством игольчатых электродов. Новое облачение, как объяснил профессор Фуджи — единственный человек, удостоивший его ответами, — помогало ему передвигаться и совершать действия, так как его мышцы из-за бездействия в период ускоренного роста атрофировались. Но кроме этого броня сдерживала психические силы, и без того толком не поддающиеся сознательному контролю неопытного экстрасенса. Инъекции адреналина и электрическая стимуляция нервов стали регулярными и обязательными мерами для проявления психического потенциала мьюту. Началась серия изнурительных тестов экстрасенсорики и медицинских исследований. Джованни Лучано, по приказу которого мьюту был создан, периодически присутствовал при проведении опытов и пел о том, что мьюту — сильнейший экстрасенс в мире — скоро станет его компаньоном, возглавит исследовательский центр «Р-инкарнации» и вообще не будет знать горя в жизни. Однако на самом деле Джованни не воспринимал искусственно созданного экстрасенса как личность и продолжал с трудом сдерживать отвращение, глядя на своего протеже. Клайв Фуджи был другим. «Не такой судьбы я желал своему творению», — сказал он однажды, оставшись с мьюту наедине. «А какова моя судьба?». «Ты поможешь Джованни Лучано завоевать ту часть мира, которая еще не подчинена ему, а потом в лучшем случае он сделает тебе эвтаназию. В худшем тебя разберут на части, и ты станешь началом какого-то нового, чудовищного научного проекта. Ты сможешь перенести нас отсюда, если я помогу тебе бежать?». Мьюту сомневался. «А что дальше? — спросил он. — Моя жизнь — одна боль, потому что я такой…». Он не знал, как описать собственные чувства. Как инородное тело, вирус в организме вселенной. Профессор, похоже, думал иначе: «Дальше я все устрою. Я покажу тебе настоящую жизнь».
Ночь после разговора с Фуджи прошла для мьюту без сна. Его охватывало нервное возбуждение, негодование и тревога. Между тем представлением о жизни, что он приобрел еще до рождения благодаря Амбер, и той реальностью, которую он познал теперь, была бездонная пропасть. Но слова Клайва Фуджи, возможно, кинули через нее первый хрупкий мост: все то, что мьюту испытал после рождения, не было настоящей жизнью! Люди «Р-инкарнации» во главе с Джованни Лучано лишили его истинной жизни, полной впечатлений и удовольствий, и они же не оставили ему в качестве альтернативы возможность смерти, которая принесла бы иное умиротворение. Вместо выбора, который наверняка был у любого свободного живого существа, ему дали какую-то искусственную подмену, существующую на грани того и другого. И никто не предлагал экстрасенсу выбора, наверняка, чтобы мьюту остался с убеждением, что его нет. Но профессор Фуджи открыл ему правду: выбор есть, как и возможность самому распоряжаться своей жизнью. Нужно только отстоять свое право на этот выбор, убрать с дороги всех, кто пытался забрать у сильнейшего экстрасенса святое право распоряжаться собственной судьбой!
Когда на следующий день Клайв Фуджи пришел раньше всех в исследовательский блок, мьюту сообщил ему, что примет его предложение. Профессор ответил, что тот принял верное решение. Первым делом Клайв освободил мьюту от металлической брони. На коже экстрасенса остались раны, бело-серая роба пропиталась сукровицей. Фуджи обработал следы от электродов антисептиком, а после хирургическим путем удалил датчик на ухе мьюту. Позволив экстрасенсу немного опомниться от боли, Клайв взял его за руку и помог ему впервые встать на ноги самостоятельно. Мьюту чувствовал ужасную боль в мышцах и суставах, но отсутствие скованности и первое, пусть и весьма смутное, ощущение самостоятельности помогали ему стерпеть все. Клайв Фуджи взглянул ему в глаза и предложил скорее покинуть это место, не останавливаясь ни перед чем. Эта фраза звучала, как искушение: трудно было подобрать слова, чтобы выразить, как сильно мьюту ненавидел всех, кто в этом здании, выполняя свою работу, доставлял ему страдания. И речь шла не только лишь о телесных страданиях, но еще и о моральных мучениях — переживании несвободы, полнейшем отсутствии уважения к личности, стремлении сломать ее и сделать безвольным инструментом, к тому же совершенно беспомощным без системы жизнеобеспечения. Тело сильнейшего экстрасенса было таким неприспособленным к жизни, и наверняка его таковым создали намеренно.
Мьюту сам удивился тому, как прежде не осознавал своей запредельной ненависти к персоналу «Р-инкарнации». До этого в его сознании существовала только боль, но когда он нашел объект, на который можно было возложить вину за всю боль… Что он испытал в тот момент! Непередаваемое облегчение, и в то же время тяжесть от переполненности мощной разрушительной энергией, которая нуждалась в выходе, в разрядке. Ему было просто необходимо совершить действие, сокрушительное действие, чтобы высвободить напряжение и в полной мере ощутить катарсис — то состояние, что проложит надежный мост через пропасть между ним и реальностью.
Сильные эмоции напрочь затмили болевые ощущения. Для проявления всей психокинетической мощи в таком состоянии уже не требовалась дополнительная стимуляция, и ничто более эту запредельную мощь не сдерживало. Мьюту все еще держал Клайва за руку, но ничего не видел перед собой, кроме яркого синего света, который не причинял глазам боли, а в чем-то даже был приятен. Прогремело несколько взрывов, и в помещении запахло гарью. Душераздирающе взвыл сигнал тревоги. «Ты уничтожил «темные излучатели»! — воскликнул Фуджи. — Это невероятно! Ты сможешь перенести нас отсюда, пока не явилась охрана?». Мьюту не ответил. Он хотел встретить и охрану, и исследовательский персонал, и самого Джованни Лучано — тирана, стоявшего за всем. Он был уверен, что обуздал экстрасенсорные силы, и теперь с превеликим удовольствием разделается с любыми врагами.
Дальше мьюту помнил только новое для себя, всепоглощающее состояние слепой ярости. Он убивал. Убивал безжалостно. Клайв Фуджи куда-то исчез, вокруг были одни враги. Уже знакомые ненавистные лица исследовательского персонала, которые что-то кричали, пытаясь, наверное, давать советы безликим агентам «Три-плэкса». Мьюту сметал их всех без разбору самыми грубыми психическими атаками, но уже вскоре ему это надоело. Создав вокруг себя защитное поле, он метнулся вверх, прочь из серого каменного мешка. Синий луч насквозь пронзил здание. Мгновение спустя мьюту левитировал над ним, тяжело дыша. Его экстрасенсорный потенциал еще не познал своего предела, атаки нисколько не утомили его, но эмоции, владевшие им все это время, вызывали пульсирующую боль в голове и груди. Сколько боли он уже перенес с момента своего рождения, и сколько еще боли ему было суждено испытать, останься он в проклятом здании?! Сконцентрировавшись, мьюту развел руками в воздухе — и каменный мешок рассыпался в груду обломков. Ударная волна невероятной силы смела соседние постройки. Пожар, который уже бушевал в стенах исследовательского центра после взрыва излучателей, теперь набрал катастрофическую силу. Огонь распространялся с пугающей скоростью, пожирая уродливые серые высотки, а тот, кто устроил грандиозный ритуал очищения для города, парил в воздухе над руинами и ликовал. В тот момент мьюту верил, что облегчение, которое он испытал, когда сровнял с землей и выжег подчистую место своего появления на свет, уже стало знаком начала его новой жизни. Он сильно заблуждался.
В тот день сотни камер наблюдения на уцелевших зданиях и видеорегистраторов аэрокаров и челноков запечатлели над городом ужасное уродливое существо, по чьей воле он пылал. В тот день мир узнал о существовании мьюту: неконтролируемого озлобленного чудовища, ненавидящего весь свет. Даже сам мьюту не знал тогда, насколько это мнение далеко от истины.
За спиной мьюту пронесся челнок, и тот уже поднял руку в намерении уничтожить спейсплан, когда почувствовал знакомую энергетику. Челнок пилотировал Клайв Фуджи. Каким бы образом ему ни удалось спастись из разрушенного здания, сейчас профессор был жив и приглашал экстрасенса на борт. Мьюту заколебался. Пока он приобрел очень мало знаний о мире и не имел уверенности в своем здоровье, этот человек ему определенно был нужен. Но оставаться в мрачном сером городе, окончательно изуродованном разрушениями и пожаром, он не хотел ни при каких условиях. Тут же в голове пронеслась отрезвляющая мысль: какое будущее ждет его — сильнейшего в мире экстрасенса? Как повлияет на его жизнь тот факт, что он оставит за собой выжженную землю? Сможет ли он после этого найти свое место в мире и обрести покой? И, словно по велению свыше, с неба хлынул неистовый дождь. Мьюту заслонился от потоков воды защитным полем, но его все равно пробрал холод. Он испытывал панический страх перед будущим — ведь он фактически не имел ничего! Кроме огромной разрушительной силы, но в чем она могла помочь стать частью мира? Только пустота и отчаяние остались на месте гнева — экстрасенс ощущал себя беспомощным и не знал, что делать. Сам он не справится — вот все, что он твердо осознавал. Он использовал телекинез, чтобы вытащить Клайва из челнока, а потом применил телепортацию. У мьюту был только один вариант, куда перенести себя и человека, только одно хорошее место, которое он знал…
Рай на вершине огромной столовой горы. В сновидениях гора выглядела черно-красным каменным треугольником с парой белых нитей водопадов на ребрах, который врезался в буйные дождевые леса под пологом облаков, как нос гигантского корабля, бороздящего зеленое море. И сейчас мьюту вместе с человеком оказался на вершине той самой горы, на берегу глубокого, ярко-синего озера, на ковре из мягкого мха, в окружении неземного пейзажа. Над горой стлался легкий туман. Кругом высились груды черных скал, принявших такие причудливые формы, словно рваные облака по воле местного шамана обратились в камень, навечно застывшие в облике пирамид и колонн, призрачных теней людей или животных и прочих замысловатых изваяний. Неровная поверхность горы была усеяна мелкими озерцами и болотцами, где нашли себе приют крохотные черные лягушки и разнообразные хищные растения, будто порожденные воображением писателя-фантаста позапрошлого века. Среди мхов цвели мелкие орхидеи. Клайв Фуджи оглядывался по сторонам, потеряв дар речи. Он не мог и вообразить, что такие оазисы жизни еще остались на свете. Фуджи, было, обратился за помощью к GPS-навигатору в телефоне, но из-за телепортации ожидаемо произошел сбой. Пока профессор перенастроил технику, легкий туман рассеялся, и солнце озарило вершину горы, почти мгновенно наполнив воздух теплом. «Гора Рорайма?! Гвиана?! — воскликнул Клайв. — И как ты знал, что это твоя историческая родина?!». «Но у меня же не может быть родины», — удивленно возразил мьюту. «Тогда откуда ты знаешь это место? Может, генетическая память?». «Это место из моих снов», — ответил мьюту. «Ты видел такие сны? Невероятно!». Экстрасенс и сам не верил, что действительно нашел свой рай, казавшийся миражом. Лазурная вода озера, сверкающая на солнце, и мистический горный пейзаж — они существовали наяву! Мьюту присел на ковер из мхов — стоять было сложно, ноги начинали болеть, да и вообще все тело ныло. Через несколько минут он лег, но все равно не мог отделаться от болезненных ощущений. Он думал, что отсутствие движений и мышечного напряжения позволит почувствовать себя лучше, но ему почему-то становилось только хуже. Раны на коже саднили. Не в силах терпеть более, мьюту силой мысли поднял свое тело в воздух, переместился к середине манящего синего озера и камнем погрузился в водоем. Глубина оказалась немалой, вода же была не просто холодной, а ледяной, и мьюту поначалу запаниковал. Он пытался закричать и увидел, как вместо крика лишь пузыри воздуха поднимаются к поверхности воды. Он уже видел такое зрелище, но только в мутном красном растворе… Нет, теперь все было по-другому! Никакой боли, только легкость в теле и покой. Мьюту задержал дыхание и на несколько секунд закрыл глаза, опускаясь все ниже ко дну. Когда пальцы ног едва коснулись скользкого ила, он открыл глаза. Ритмичное колыхание причудливых водорослей на дне напоминало танец. И свет яркого белого солнца полосами пробивался сквозь толщу почти прозрачной воды. Все это тоже было в его счастливых снах! Зачаровано глядя на белое сияние вверху, мьюту взмахнул руками, как птица, слетая с высокой скалы, легко взмахивает крыльями, и поплыл к поверхности. Вдохнув чистейший воздух, он телепортировал себя на берег и вновь прилег на мягкий мох, но уже с выражением спокойствия на лице. «Когда ты отдохнешь, перенесешь меня вниз, к дороге? — обратился к нему Фуджи. — Мы не можем остаться здесь». «Я знаю, — ответил мьюту. — Надеюсь, и ты знаешь, что делать». Тогда он не сомневался в честности Клайва.
Сейчас, вспоминая прошлое, Макс Твоми немного стыдился. Профессор Фуджи ведь тоже был в первую очередь ученым, который игрался с жизнью, нещадно вмешивался в природу и в итоге ломал ее. Тогда, левитируя над горящим Нью-Йорком, мьюту увидел в небе светящуюся надпись: «Не проливайте ни слез, ни крови — они могут стать боеприпасами «Р-инкарнации»! O*+SSS[]». В тот же день, на вершине Рораймы он спросил Клайва, что значит слово «Р-инкарнация». И, получив ответ о теории перерождений и кармического круга, искусственно созданный экстрасенс вновь задумался над собственной жизнью — жизнью уродливой и несчастной жертвы научных опытов. Если он родился таким, можно было предположить, что в прошлой жизни Твоми сам был бессердечным исследователем, чьи безумные эксперименты, игры с жизнью, калечили живых существ. Сейчас такие мысли выглядели для Максимилиана чистейшей нелепостью, хотя, по его мнению, расплачиваться за опыты над разумными существами такой ценой было бы справедливо. И Клайв тоже заслуживал этого, как ни печально было это признавать. Дела профессора Фуджи были чудовищны по своей сути.
Мьюту тяжело вздохнул. Уже давно он не погружался в воспоминания настолько глубоко. Взглянув на сверкающие серебром наручные часы, мьюту изменил курс аэрокара и направился к Рорайме. У него было достаточно времени, чтобы броситься в омут. И смыть с себя самое тяжелое воспоминание о самой большой ошибке.
14
Филандр Блейн завершил очередную проповедь к шести часам вечера. Он уже переоделся в обычную неброскую одежду и чистил бордовый кашемировый плащ, когда кто-то появился в пустой церкви. Блейн вздрогнул — он ведь точно помнил, что запер все двери.
Войдя в зал для церемоний, Филандр увидел на черной скамье экстрасенса. Несмотря на туннели в ушах и короткие усы, выкрашенные в синий цвет, он не сразу узнал, что эта алаказам — Джильда Бишоп, подопечная Люциана Гойи.
— Я знаю, что Вы работали над проектом «Мьюту», — вызывающе заявила гостья, когда он даже не успел открыть рот.
— Нет-нет, все, кто работал над этим проектом, мертвы, — начал отпираться Блейн. — Никаких исключений.
— Да? — ехидно переспросила Джильда. — И все, кто работал над проектом «Эра Водолея» — тоже? Или Вы — исключение?
Филандр Блейн насупил брови и скрестил на груди руки.
— О чем ты? — возмущенно спросил он.
— Люциан Гойя мертв, — отрезала Джилл. — В моих руках — Ваши с ним разработки. Как Вы думаете, избирателям мистера Лучано понравится тот факт, что универсальная религия — коммерческий проект?
«Священник» нервно усмехнулся. Цель визита Джильды Бишоп теперь стала ясна. Блейн опасался того, какие требования может выставить она — ведь, скорее всего, алаказам собственноручно убила бывшего тренера.
— Чего ты хочешь? — спросил Филандр, силясь держать себя в руках.
— Исповеди, — лукаво ответила Джилл. — Но, как Вы понимаете, я не буду каяться в грехах — я буду слушать. Так что Вам известно о проекте «Мьюту»?
Блейн снял очки и протер глаза. Несколько замявшись, он все же решился сесть на скамью рядом — разговор предстоял долгий.
— С чего же начать? — задумался он и взглянул на Джильду: — Ты, выходит, в курсе, какое у меня образование?
Фил Блейн (урожденный Филберт) был психоаналитиком, широко известным в узких кругах, и наверняка мог бы снискать славу на данном поприще, если бы издал сколько-нибудь значимую для науки монографию. Увы, Джованни Лучано заприметил молодого перспективного специалиста раньше и поспешил прибрать его к рукам. Зато Фил быстро обрел благосостояние, согласившись сотрудничать с сенатором. Блейн оказывал психологическую помощь исследовательскому персоналу «Р-инкарнации», задействованному в проекте N0254М-150-02. Всем участникам, кроме руководителя проекта. Клайв Фуджи — долговязый неврастеник с заостренными чертами лица, который дымил дешевыми сигаретами, как металлургический завод прошлого века — повторял дежурную фразу: «Зачем мне шринк? У меня все нормально, а скоро вообще будет хорошо».
— Поначалу я не обращал на него внимания, — признался бывший психоаналитик, — меньше работы — ну и кайф! Но когда на этой работе я начал «выгорать», Клайву предстояло понять, какую ошибку он совершал.
— И какую? — поинтересовалась алаказам.
Блейн усмехнулся:
— Тот, кто отказывается быть клиентом шринка, рискует стать его другом. После очередного рабочего дня, когда клиентов было слишком много, я даже не предложил ему — я заставил его поехать со мной в бар и надраться.
Молодой Филберт Блейн в те годы выглядел, как пришелец из другой эпохи. Если бы субкультура хиппи просуществовала до 2082-го года, он явно был бы причислен к «детям солнца». Волнистые волосы Фила доходили ему до плеч, он обожал носить темные очки с круглыми стеклами и старомодные рваные джинсы. По поводу растительности на своем лице молодой Блейн не заморачивался и брился, когда было настроение, зачастую оставляя нелепые усы. Профессор Фуджи, при всем своем безразличии к негласным стандартам внешнего вида, выглядел рядом с Филбертом более современно. Длинная челка, аккуратная бородка, клетчатый шарф и кожаная куртка, пусть и самая простая, «без претензий», делали свое дело. Да и вообще Клайв Фуджи просто выглядел ухоженным — как-никак, тогда он еще был женат. Правда, в тот вечер, прежде чем сесть в спортивный аэрокар Фила и погнать на попойку, он, следуя совету нового товарища, снял обручальное кольцо.
— Не знаю, зачем я сказал ему сделать это. Я ведь прекрасно понимал, что он не намерен подцепить кого-то на одну ночь, в отличие от меня. Он, малопритязательный мученик науки, ехал бухать за чужие деньги. Вот и все.
В баре Блейн отчаянно пытался отрекомендовать коллегу новым знакомым. Но, несмотря на «красноречие» Фила, вечер все равно завершился тем, что он в одиночку тащил мертвецки пьяного Фуджи к аэрокару. На окружающих даже произвело впечатление то, как хиппарь маленького роста и с уже обозначившимся пивным животом сумел-таки затащить в тачку такого дылду, пускавшего слюни, да еще и захватить с собой упаковку баночного пива для утреннего «лечения». Сам Фил Блейн даже любил проблеваться по утрам — после всего дерьма, что изливали на него клиенты на работе, он называл похмельную рвоту «профессиональной чисткой». Потом, чувствуя, что освободился от всего негатива, он полдня морил себя голодом, и обеденный перерыв превращался в настоящий кайф. Клайву Фуджи, до того вечера примерному семьянину, подобное было чуждо. Он «болел» весь следующий день, но через неделю сам предложил Филу все повторить.
— Даже забавно вспоминать, как я портил этого человека, думая, что спасаю его, — признался Блейн. — Конечно, спасал я только себя. А он втянулся. И вскоре уже научился пить, и несколько раз изменил жене под этим делом. Она же верила, что он ночует в лаборатории, трудится в поте лица над этой бессмысленной разработкой… Это я не про мьюту — у Клайва были и личные научные интересы. Не суть. Я хочу сказать: потом, когда у него в жизни начались трагедии… одна за другой — дочь умерла, жена ушла, потом снова… Впрочем, это тоже не важно. Дело в том, что он тогда уже прекрасно знал изнанку моей работы: как я «чищусь», что думаю обо всех этих ученых и их проблемах, и об этом мьюту, чтоб он сдох! Я уже не мог помочь ему как психоаналитик. Я мог только вытереть ему сопли и налить бренди с колой! Что я знаю о проекте «Мьюту»? Я знаю все! Я как-то спрашивал Клайва: «А что, эта химера действительно такая мерзкая, как все они говорят?». Он показал мне его, это зло в зародыше, этот уродливый гибрид трех существ. Я знал, что ничего хорошего из него не вырастет.
Джилл покачала головой.
— Вы догадывались, что вырастет из этого существа, увидев его один раз в эмбриональной стадии развития? — уточнила она. — Вы знали, чьи гены в нем, верно?
Блейн кивнул:
— Я участвовал в этом. Я знаю. В нем гены худшего из чудовищ!
— А откуда Вам это известно? Со слов профессора Фуджи?
— Нет, мы принципиально не говорили о работе. Когда он показал мне мьюту, это было первое из всего двух исключений из принципа. Второе было, когда он сорвался. Не вдаваясь в подробности, скажу: в его трагедии был виновен сам Джованни Лучано. Я паршивый психоаналитик и друг из меня не лучше, но за то, что Клайв помогал мне держаться на временами несносной работе, я хотел помочь ему любым возможным способом.
— Что Вы ему посоветовали? — потребовала конкретики алаказам.
Фил вздохнул и твердо ответил:
— Пойти против Лучано. В руках Клайва Фуджи было смертоносное оружие. Ему нужно было только склонить мьюту на свою сторону, и тогда он смог бы отыграться за все или же выбить из Лучано все, что ему будет нужно, чтобы возобновить свой личный проект. Я подталкивал Клайва к тому, что его погубило. Я настаивал, чтобы он действовал быстро, потому что у Джованни Лучано есть железный аргумент для того, чтобы мьюту был на его стороне.
— Вы консультировали и самого президента, — подвела черту Джилл.
— Да, черт побери! Да! — хватаясь за голову, воскликнул Блейн. Очевидно, он винил себя за это постоянно с 2082-го года. Выждав, пока он придет в себя, алаказам задала следующий вопрос:
— Вы убедили Джованни пожертвовать парой клеток во имя науки?
Фил поднял на нее распахнутые серые глаза, его челюсть отпала.
— Ты догадалась… — сокрушенно проронил он.
— Я знала изначально, — сообщила Джильда Бишоп.
Блейн закрыл лицо руками. Из него только что обманным путем выудили признание, заставили раскрыть такие тайны современного мира, какие стоило похоронить вместе со всеми, кого они касались.
— Чего ты хочешь? — еще раз спросил он Джильду, оказавшись загнанным в угол.
— Его крови, — ответила алаказам.
— Компромат, ну да, конечно. И ты хочешь, чтобы я его достал?
Джилл рассмеялась:
— При всем уважении, мистер Блейн, Вы и на несколько ярдов не успеете подойти к Джованни Лучано, когда он будет предупрежден о Вашем намерении. Но если приведете меня к нему…
— А если нет? — предпринял Блейн отчаянную попытку возразить.
— Да что Вы выделываетесь, как человеческая женщина? — воскликнула Джильда. — Как будто Вы не хотите уничтожить Лучано — того, кто из образованного перспективного психоаналитика сделал руководителя универсальной секты? Или Вам нравится нести чушь перед народом?
Фил Блейн дернул головой. Он столько лет занимался ерундой, столько лет ненавидел себя и медленно спивался после «проповедей». Если что-то, наконец, можно изменить — почему бы не попробовать? Да другого пути у него и не намечалось.
— Поехали, — кивнул он Джилл. Та с довольным видом пожала ему руку.
Они вышли из здания церкви и сели в аэрокар Фила. Блейн молчал. Он корил себя за то, что слишком разболтался. Да, хватка психоаналитика была давно потеряна.
— А кто был третьим существом? — нарушил тишину голос Джильды.
— А над каким еще проектом трудились ученые «Р-инкарнации»? Есть варианты?
Алаказам тяжело вздохнула. Видимо, и этот ответ был ей известен.
__________
Примечания:
Herr Freigeist - нем. "Мистер Свободный Дух" или "Мистер Вольнодумец".
Шринк (от англ. «mind shinking» - «выжимание мозгов») - жаргонное обозначение психиатра или психоаналитика.