Наклониться, сорвать, съесть. Наклониться, сорвать, съесть. Трава сегодня почему-то хорошая. Она и вчера была хорошей. Завтра, скорее всего, тоже будет хорошей. Трава всегда хорошая. А значит, и Милтанк хорошая, ведь в их вымени образуется такое полезное молоко. Его можно дорого продать на рынке, его можно превратить в йогурт, дать детям и вырастить из них сильных взрослых. И всё из-за молока Милтанков.

Сама Милк мало что понимает в сложной технологии человеческого производства. Ей неизвестно и то, как из травы в её собственном вымени образуется молоко, а остальное простирается далеко-далеко за рамки её и без того небольшого кругозора. Да и зачем Милтанкам много знать?

Милк, например, знает лишь то, что ей стоит каждый день вовремя вставать, кушать как можно больше травы, и во всём слушаться Хозяйку. Однажды Милк не слушалась, пусть и совсем немного, за что понесла наказание. Справедливое, или нет – решать не ей. Главное, что Милк не хочет получить его ещё раз. Хозяйка добрая, но справедливая, за малейшее непослушание она может применить силу. Какую только именно, Милк не догадывается и догадываться, если честно, не хочет.

Единственное, что она знает, так это то, что она будет заключена в покешаре. Старом, всегда запачканным молоком или грязью. Он всегда был с Милк. Иногда он висит на поясе Хозяйки, иногда на шее самой Милк, иногда в руках, если его подолгу рассматривает Хозяйка. Но Милк не любит в нём сидеть. В нём нет травы. А Хозяйка не любит, если Милк не ест траву.

Лучше поднапрячься и съесть как можно больше здесь и сейчас, хоть Милк уже совсем не голодна, а в животе начинает подозрительно болезненно урчать. Наверное, Милк опять переедает: за постоянными наклонами и проглатываниями сложно заметить, как насыщаешься. В итоге, чтобы на всякий случай выполнить сверх нормы, она ест больше, чем её сородичи.

Но как же хорошо, Хозяйка уже зовёт Милк, и ей больше не нужно напрягать спину и живот. Другой вопрос лишь в том, как ей теперь ходить, не падая. Но Хозяйка милосердна, она просто возвращает Милк в шар, едва та поворачивает голову в Её сторону.

Когда она выйдет оттуда в следующий раз, Хозяйка будет доить её вымя, полное свежего молока. Милк совсем не почувствует боли, хрупкие, но сильные руки Хозяйки будут невероятно бережно обращаться с выменем. Но приятного в этом всё равно будет мало.

Наверное, это из-за того, что в желудке постоянно что-то урчит, плещется и лопается. В таких условиях чувствовать прикосновения к вымени – чуть ли не самой ценной части тела Милтанков – довольно неприятно. Но Хозяйка так старается не причинить боли своей подопечной, что та не издаёт и звука.

Милк привыкла к боли. По сравнению с тем, что ей приходилось испытывать изо дня в день, неприятные прикосновения и больной живот ещё не самое страшное. Страшное это…

При мысли об этом живот начинает болеть сильнее, и Милк отвергает эту мысль.

- Что такое? – с волнением в голосе говорит Хозяйка. – Тебе больно? Я могу перестать, стоит только попросить.

Милк мотает головой. Хочется сказать, что всё в порядке, но люди не понимают покемонов, даже рисковать не стоит. Особенно не понимал покемонов её бывший тренер и, пусть у него с Хозяйкой столько же общего, сколько и у Тавроса и Милтанк, лучше лишний раз не рисковать и не ныть. Нытиков никто не любит, и Милк не хочет терять ту любовь, которую ей дарит Хозяйка.

Она каждому дарит любовь: что Тавросу, который траву постоянно топчет, и не позволяет Милк сделать из неё молоко, что Мэрипам, которые делают то же самое. Милк нужно злиться на них, но в душе она благодарна им. Ведь из-за них она может есть поменьше. Не гораздо меньше, конечно, но её живот болит не так сильно.

Наверное, они чувствуют это, поэтому стараются держаться к Милк поближе. По крайней мере, так чувствует Пастух – старый Амфарос, который, наверное, был с Хозяйкой чуть ли не с самого её рождения. Ему не нужны её оклики: он точно знает, где и в какое время должен быть. По нему можно определять время, что Милк и делает.

Девять утра: Пастух начинает пасти многочисленных Мэрипов. Милк пора щипать траву. Девять тридцать: Пастух ведёт всех на водопой, и Милк идёт вместе с ними. Девять сорок пять – пора идти обратно, щипать траву. Десять утра – Пастух уходит со своими подопечными… и тогда невидимые часы Милк перестают работать. Конечно, можно было бы отправиться вслед за Пастухом и его Мэрипами, но Милк пугает неизвестность. Ферма тут не очень большая, но Милтанкам всё равно не стоит покидать обозначенную им территорию.

А иначе последует наказание. Какое именно, Милк думать не хочет. Предыдущий тренер, сдавая её в приют, говорил, что она годна лишь на котлету в какой-нибудь забегаловке, даром, что молоко у неё ещё ничего. Молоко в битвах совсем не помогает, а вот мясом можно накормить голодных покемонов. Тренер говорил, что он ещё милосердно с ней обошёлся, всего лишь сдав её в приют, а не в мясокомбинат.

Потом, конечно, Милк узнала, что мясо Милтанков давным-давно все перестали есть, теперь его массово выращивают в специальных лабораториях. Но осадок остался.

Ешь, или будешь съедена. Эта мысль преследует её целыми днями. Именно она не позволяет Милк остановится в чрезмерном поедании травы, именно из-за неё Милк постоянно торчит на своём месте. У неё очень хорошая память: она отлично запомнила своё место как на водопое, так и на кормлении травой, и ни один из Мэрипов не осмелился нарушить её зыбкий покой.

Может быть, этим маленьким покемонам и хочется немного поддеть неуклюжую коровку, но Пастух не позволяет им этого сделать. Пастух умный, понимающий очень… Хозяйка в нём это ценит.

У предыдущего тренера тоже был Амфарос, и, скорее всего, есть и сейчас. Тренер в нём особенно сильно какую-то «спец-атаку» ценил. Что именно означал этот странный термин, Милк не знала, и не знает до сих пор. Тот могучий монстр совсем не походил на миролюбивого Пастуха, наоборот, кончик его хвоста так ярко сиял, что все остальные покемоны, что враждебные, что «свои», бесконечно боялись его. Сначала была вспышка. Потом – мощный Драконий Пульс.

Конечно же, даже такие богоподобные в глазах Милк создания нуждались в тренировках и тех вещах, что должны служить грушами для битья. Так уж получилось, что Милк стала одной из них. По словам тренера, она ни на что другое попросту не годилась, и у неё не было никаких оснований не верить этому.

Она раз за разом проигрывала каждую битву, в которой участвовала. Сначала это вызывало у тренера недоумение. Затем – негодование. Потом – ярость. Впрочем, он придумал весьма и весьма оригинальный способ немного «подкачать» подопечную, а именно – особыми конфетами. Он эти странные сладкие штучки называл «редкими», но что именно в них было редкого, Милк не знала.

Он кормил её ими слишком часто: настолько, что от них начинало тошнить, а на языке чувствовалась эта неприятная приторность. Тогда она объедалась гораздо, гораздо сильнее, чем на ферме.

Но ему было мало и этого. Наверное, нет ничего удивительного в том, что в какой-то момент Милк бесконечно устала от конфет. В итоге она прятала их в траве, кустах, везде, где их легко не заметить… только если ты не Амфарос. Конечно же, этот маленький обман Милк вскрылся, и тогда тренер решил устроить тренировки, где Милк служила и грушей, и мишенью.

Конечно же, ей это не помогло. Ей вообще ничто не помогало, и тогда тренер решил применить самое страшное, что было в его силах: избавиться от нерадивой подопечной. Но, наверное, сама Милк была рада такому наказанию.

Ведь теперь у неё нет ни тренировок, ни этих бесконечно-сладких конфет. Только трава, свежий воздух и Мэрипы во главе с Пастухом и Хозяйкой, которые заботятся о ней больше всего на свете… интересно, а последняя не будет злиться, если Милк немного не доест?

Милк чувствует сытость, и, кажется, в первый раз за свою жизнь на ферме решает больше не есть.